Габриэль завоевывает мир. В девятнадцать лет.
Странно, но она выглядела старше, когда представлялась автором пьесы. Или тяжелый макияж в римском стиле делал свою работу? Тогда Эмма решила, что они с Региной одного возраста.
Эмма резко выдыхает, сердясь на себя.
Ей-то мир не нужен, неужели она станет завидовать? Неужели прожитые годы теперь имеют для нее значение? Как, должно быть, тогда тяжело Регине – ведь у них с ней разница намного больше!
Завоеватель негромко смеется, чуть запрокинув голову. У нее белые и очень ровные зубы, невольно отмечает Эмма. А потом вдруг вспоминает кое-что.
Одно обещание.
– Одна гадалка просила меня передать кое-что тебе, – начинает Эмма и умолкает, не зная, как правильно сказать.
– Гадалка? – недоуменно повторяет Завоеватель, приподнимая брови. Переглядывается с Габриэль и вдруг напрягается так сильно, что Эмму чувствует эту волну, плеснувшую в воздухе. Глаза Завоевателя темнеют и сужаются, превращаясь в две щелочки.
– Алти, – не спрашивает, утверждает Завоеватель, и Эмма вздрагивает, будто от холода.
– Ты знаешь ее? – несмотря ни на что, она испытывает облегчение. Так гораздо проще, ничего не придется объяснять.
Завоеватель не смотрит на нее и будто бы даже не слышит. Она выпрямилась и вертит головой из стороны в сторону, словно ищет кого-то. Стоящая рядом с ней Габриэль успокаивающе поднимает руку.
– Ее здесь нет.
– Она всегда где-то рядом! – рявкает Завоеватель. Эмма отступает на шаг, не уверенная, что не принесла дурные вести, сама того не подозревая. В голову влезает воспоминание о том, как Алти узнала Габриэль – тогда, на рынке. Значит, они действительно все знакомы меж собой.
Завоеватель оборачивается к Эмме, и взгляд ее разит, будто сталь меча: такой он беспощадный и холодный, несмотря на ту ярость, что она ощутимо излучает.
– Что тебе сказала эта… Алти? – Завоеватель явно хочет назвать ее иначе, но удерживает язык в ножнах губ. Интонации же по-прежнему разят наповал.
Эмма уже и не рада, что выполнила обещание. Кажется, у нее проблемы.
– Ничего особенного, – бормочет она. – Просто просила замолвить за нее словечко.
Она вжимает голову в плечи, когда Завоеватель в два широких шага оказывается рядом. От нее веет жаром гнева, но гнев тот щедро разбавлен морозом в голосе.
– Замолвить словечко?
Завоеватель фыркает и встряхивает волосами, те взлетают к небу и вновь опускаются на плечи тяжелой волной. Габриэль закрывает лицо ладонями и качает головой. Потом глухо говорит:
– Прости ее. Ты же знаешь, что она хочет только этого. Прощения.
Эмма недоуменно переводит взгляд с Завоевателя на Габриэль и обратно, думая, а не стоит ли уйти, пока на нее мало кто обращает внимание. Но Завоеватель продолжает удерживать ее цепким взглядом и задавать вопросы:
– Откуда ты знаешь Алти? Когда и где ты видела ее в последний раз? Что еще она тебе говорила?
Эмма честно и без утайки рассказывает все, что знает – даже про проклятие, – и видит, что Завоеватель не слишком-то верит. Но признаться больше не в чем, и Эмма косится на Габриэль. Та, заметив ее взгляд, успокаивающе улыбается.
– Это старая история, Эмма, – она обращается к Завоевателю: – Может, ты…
Но Завоеватель отворачивается и отходит к краю пригорка, не желая ни слушать, ни говорить. Габриэль разводит руками, что-то бормочет себе под нос, затем приближается к Эмме и, вздохнув, принимается рассказывать:
– Они когда-то хорошо общались, Алти – знатная ведьма, и умеет готовить не менее знатные отвары. Но однажды она заманила меня в мир мертвых и чуть было там не оставила, – Габриэль пожимает плечами и улыбается, ее явно не тревожит прошлое. – Думаю, что я отпускаю своих призраков быстрее, чем Зе…
– Она пыталась убить тебя! – врывается в монолог Завоеватель, и взгляд ее источает молнии, ощутимо опаляющие кожу. – Или ты забыла?
Она подходит и склоняется к Габриэль, подцепляет двумя пальцами ее подбородок и заставляет посмотреть на себя, повторяя очень отчетливо:
– Пыталась. Убить. Мне надо простить ее за это?
Выражения глаз не видно, но, должно быть, они все еще мечут молнии.
Эмма вспоминает Паэтуса и разделяет негодование Завоевателя в полной мере. А вот Габриэль, кажется, настроена слишком миролюбиво. Она тянется к Завоевателю, чтобы поцеловать ее, но та уворачивается, чем вызывает у Габриэль искренний смех. Завоеватель же позволяет себе лишь усталый вздох. Наверное, они не раз обсуждали Алти, думает Эмма, и ей становится неловко, от того, что она стала свидетелем подобных разговоров. Она мнется с ноги на ногу, чувствуя себя виноватой, и уже готова сбежать, вернуться к Регине, когда слышит недовольное:
– Раз ты настаиваешь…
Завоеватель чуть склоняет голову, показывая всем своим видом, как ей неприятно допускать даже мысль о том, чтобы простить кому-то плохое отношение к Габриэль. И снова Эмма полностью разделяет это неприятие, но когда открывает рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, то холодный ветер со странно сладковатым привкусом тревожит горло. Эмма, закашлявшись, мотает головой, отступая на шаг с вершины пригорка. Чуть оступившись, она едва не падает. Взмахнув руками, равновесие удается восстановить, и Эмма поднимает голову, чтобы увидеть знакомый силуэт возле Завоевателя и Габриэль.
– Сколько лет, сколько зим, – скрипуче говорит Алти, распрямляясь. На ней одеяние из шкур, лицо разукрашено темным, большой рот кривится в подобие улыбки. Правую руку, сжатую в кулак, она держит на весу и потряхивает ею, из-за чего несложно догадаться, что внутри зажаты неизменные косточки, отполированные добела.
Эмма отшатывается назад, не понимая, как гадалка оказалась здесь, а Завоеватель, напротив, рывком заслоняет собой Габриэль и низким опасным голосом спрашивает:
– Ты что здесь забыла, змея?
Алти каркает, и Эмма с трудом заставляет себя вспомнить, что это карканье заменяет у нее смех.
– Ты меня позвала, Гроза Миров. Вот я и пришла.
Завоеватель темнеет лицом, от нее исходит угроза – самая настоящая. Рукой она тянется к поясу, Эмма видит за ним кинжал. Пальцы смыкаются на рукояти.
Алти, безусловно, тоже видит этот жест и продолжает каркать. Потом склоняет голову набок, по-птичьи разглядывая Завоевателя.
– А ты не меняешься, – задумчиво бормочет она.
– Ты тоже, – цедит Завоеватель сквозь зубы. Вздергивает подбородок и требует:
– Говори, зачем ты здесь, и убирайся!
Алти молчит. Ветер продолжает кружить возле нее, то и дело отлетая к Эмме, чтобы ударить по щекам.
Габриэль чуть выходит из-за плеча Завоевателя и мирно произносит:
– Если ты хочешь прощения, Алти, то я давно тебя простила, ты же знаешь.
Алти бросает на нее быстрый взгляд и покачивает головой:
– Что мне твое прощение, маленький бард? – она снова смотрит на Завоевателя, и Эмме, наблюдающей за всеми, чудится, будто гадалка стала меньше ростом. Или это Завоеватель слишком высока?
– Ладно, – соглашается Габриэль и поворачивается к Завоевателю. – Прости и ты ее. Пусть идет. С нее достаточно.
Завоеватель не отрывает взгляда от Алти. Она напряжена и готова к удару, ее напряжение витает в воздухе и то и дело толкает в спину. Даже волосы будто приподнялись над плечами.
– Так что, Разрушительница Наций? – усмехается Алти, и не слышится ничего веселого в этой ее усмешке. – Найдется в твоем сердце прощение для меня?
Она стоит, чуть покачиваясь. Эмма не видит ее лица и не хочет видеть. Ей кажется, что она вот-вот станет свидетельницей чего-то страшного и неприглядного. Может быть, еще не поздно убежать?
Конечно, она никуда не убегает. Остается и слушает разговор, не предназначенный для ее ушей.
Завоеватель щурится и поворачивается к Габриэль. Та кивает. Тогда Завоеватель позволяет себе вздох и бросает Алти сердито:
– Твое счастье, что у нее доброе сердце – оно вынуждает и мое быть таковым. Иначе гнить бы тебе здесь до скончания времен!