Эмма недоуменно вытягивает шею, не очень понимая, о чем идет речь, и в этот момент Алти жадно выкрикивает:
– Так ты прощаешь?! Прощаешь?!
Эхо от ее крика сотрясает воздух, и ветер, будто испугавшись, мечется из стороны в сторону, трепля волосы, бросая их на глаза. Эмма мотает головой, помогая себе руками, а когда поднимает голову, справившись с волосами, то видит, что Алти лежит на земле, и первые лучи рассветного солнца осторожно трогают ее застывшее лицо.
Ветер тут же утихает, будто и не было его. Завоеватель и Габриэль склоняются над Алти и внимательно рассматривают ее. Пораженная происходящим, Эмма осторожно подходит ближе.
– Что случилось? – тихо спрашивает она, не в силах отвести взгляд от гадалки – мертвой, теперь это очевидно. Сердце не выдержало? Или, пока Эмма боролась с волосами, кто-то все же вонзил кинжал Алти под ребра?
Нет, кинжал на месте: за поясом, где и был.
Завоеватель молчит, вместо нее отзывается Габриэль:
– Ей нужно было прощение, чтобы покинуть этот мир. Она умерла очень давно, и только ненависть держала ее здесь, вынуждала бродить по миру.
Эмма не понимает. Как это – умерла очень давно? Что?.. Как такое может быть?!
Габриэль же спокойно продолжает, не замечая изумленного состояния Эммы:
– Она этого хотела. Но сама не могла разыскать нас, нужно было, что кто-то ее позвал.
Она, не глядя, берет Завоевателя за руку. А Эмма, бедная ошарашенная услышанным Эмма смотрит на Алти и не верит собственным глазам.
Тело гадалки усыхает. Съеживается. Кожа все туже обтягивает кости, вот уже отчетливо видны очертания скелета. Безглазый череп криво усмехается всем, кто имеет желание на него поглядеть. Эмма сглатывает, едва ощущая, как пересохло во рту. Моргает – и в то же мгновение ветром выносит пепел, развеивая его повсюду. Остается лишь одежда, бесформенно лежащая на земле, да белые маленькие косточки, рассыпавшиеся последним узором.
Какое-то время Эмма продолжает смотреть, словно надеется, что моргнет снова – и все вернется. Но… ничего. Алти просто… исчезла. И ни Завоеватель, ни Габриэль ничуть не удивлены. Словно так и должно быть. Словно…
– Эмма, – мягко привлекает к себе внимание Габриэль, кладя руку Эмме на спину. – Все хорошо. Поверь мне. Случилось то, что должно было случиться давно.
Она говорит что-то еще, но Эмма плохо ее слышит. В ушах шумит от внезапного напряжения, от нелепости произошедшего. Как поверить в то, во что невозможно поверить?! Эмма может только потрясти головой, но это, конечно же, не помогает.
– Когда вернешься в лагерь, зайди ко мне, – велит Завоеватель перед тем, как уйти. Эмма рассеянно кивает.
Конечно, она зайдет. Куда денется?
Она остается сидеть на пригорке, под пригревающими солнечными лучами, и не может поверить, что все это происходит с ней. Все это был обман зрения, ничего больше. Как гадалка провернула этот трюк – остается догадываться, но Эмма встречала трюкачей и раньше, так что же теперь?.. Возможно, она приняла какой-то яд, который подействовал таким хитрым способом. Конечно же! Ведь она отлично разбиралась во всем этом!
Эмма милостиво позволяет себе не вспоминать, как верила в проклятие и в возможности Алти его навести. Так почему бы не поверить и в то, что гадалка и впрямь давно умерла?
Нет. Нет. Такого не бывает. Просто яд.
Успокаивая себя этими мыслями, Эмма не слышит приближающихся шагов и вздрагивает только тогда, когда Регина садится рядом с ней, чуть задевая плечом плечо.
– Мне сказали, что ты здесь, – говорит она, в голосе ее слышится улыбка. Она выглядит отдохнувшей, и Эмма, повернувшись, изучает ее лицо, ее глаза, ее губы – все, что так хочется поцеловать. Именно это она и делает, понимая, что пытается отвлечься от безумных мыслей и воспоминаний, и Регина, в конце концов, под рьяным напором тоже понимает, что что-то происходит.
– Что не так, Эмма? – тревожно спрашивает она, чуть отстраняясь. От поцелуев губы припухли, она неосознанно облизывает их, и Эмма, не удержавшись, целует ее снова, стремясь ощутить простое человеческое тепло – подтверждение тому, что все вокруг реально.
– Эмма! – настаивает Регина. Ей явно не нравится, что она не понимает, что происходит, и Эмма, вздохнув, готовится рассказать ей то, во что невозможно поверить. Но изо рта вылетает совсем другой вопрос.
– Тогда в молельне, когда я увидела тебя там в первый раз… Кому ты молилась на самом деле?
Эмма понятия не имеет, почему она вспомнила об этом именно сейчас.
Регина тоже удивлена. Она несколько раз моргает и отводит взгляд, выдыхая:
– Я молилась о воине. О Завоевателе. С его приходом я стала бы свободной. Я желала его, как желают мужчину, с той только разницей, что не постель с ним привлекала меня больше всего. Я хотела, чтобы он спас меня.
Эмма думает, что могла бы догадаться. Ведь Завоеватель был известен Риму задолго до того, как она попала в лудус.
Сердце внезапно ускоряет бег.
– Ты любила его? – ревниво спрашивает Эмма. – Завоевателя?
Она видела эту женщину. И не может не спросить, хотя лучше было бы вспомнить, что Регина с Завоевателем тоже познакомилась только сегодня.
Регина мягко улыбается – ей-то сразу понятно, чем руководствуется Эмма, спрашивая о таком.
– Я ведь ни разу не видела его, – напоминает она очевидное. – Он был как бог для меня. Безликий и далекий, но дарующий надежду.
Она умолкает ненадолго, едва трогая пальцами правой руки прошлогоднюю сухую траву.
– Наверное, да, я любила его – как образ, как будущее, как свободу.
Она умолкает снова, но это хорошее молчание.
Эмма не рассказывает ей про Алти – боится, что покажется сумасшедшей, – зато говорит о своем решении остаться в Тускуле ненадолго. С наступлением дня город выглядит целым, бои прекратились, и лудус, кажется, устоял.
– Хорошая идея, – одобряет Регина. – Я и сама тебе хотела предложить. Немного отдыха нам не помешает. А потом поедем на север.
Она улыбается Эмме.
– Ведь так, мой спаситель?
Глаза ее вспыхивают на ярком солнце.
Эмма смотрит на Регину и испытывает бесконечную нежность, замешанную на такой же безграничной любви.
Вот оно, то, что ей нужно на самом деле. Не путешествия, не сражения, не разговоры с Завоевателем.
Ей нужен этот человек. Эта женщина – прекрасная и непостижимая, как самая таинственная загадка. Женщина, прошедшая через столько испытаний и оставшаяся собой.
Женщина, которую Эмма собирается любить до конца времен – и немного дольше.
Она протягивает руку и накрывает ладонью ладонь Регины – очень осторожно, чтобы не сделать больно. Регина смотрит в ответ – серьезно и внимательно, будто ищет что-то в глазах напротив. А потом не менее серьезно говорит, и в этот раз сердце Эммы не падает к ногам и не рассыпается в звездную пыль.
Оно просто становится абсолютно целым.
– Я люблю тебя.
Ничего больше. Только эти три слова.
Великие, как сама жизнь.
========== Диптих 50. Дельтион 1. Memento vivere ==========
Memento vivere
помни о жизни
Тускул уцелел – по крайней мере, местами. Когда Эмма возвращается в него, то видит искалеченные дома и лавки, видит сожженные конюшни и испорченные фонтаны. Много где разбиты мостовые. Мертвецов с улиц убрали, но кровь замыть не успели, и бурые пятна напоминают о произошедшем. Рядом с оставшимися трупами лошадей играют дети, это лишь поначалу выглядит дико, потом привыкаешь. Ко всему можно привыкнуть – особенно, если захотеть.
Эмме немного жалко видеть Тускул таким. В конце концов, он не виноват в людских распрях.
Город частично придется отстраивать заново, но греки полны сил и решимости это сделать. Во всяком случае, Габриэль, которая сопровождает Эмму и Регину, взахлеб делится планами на будущее.
– Из Тускула может получиться отличный торговый город! – размахивает она руками, идя чуть впереди и то и дело оборачиваясь, чтобы посмотреть, слушают ли ее. – Римляне не развивали его, а ведь торговые пути, которые здесь могли бы пройти, принесли бы много прибыли!
Она удивленно качает головой, словно ее очень сильно поражает недальновидность Цезаря. Сегодня на ней светло-зеленая туника, украшенный мелкими драгоценными камнями обруч поддерживает волосы, глаза восторженно сверкают, и совершенно ничего не выдает в ней ту деву-воительницу, что встретила Эмму и Регину на исходе из города. Но также сложно найти в ней черты искушенного театрального автора, коим предстала она когда-то. Воистину, Габриэль обладает уникальным даром менять маски по велению души.