— Ты что здесь делаешь? — спросила она.
— Убирайся отсюда! — пригрозил я.
— Ты чего дерешься? Ма-а-а-ма! — стала она звать мать.
Я смахнул не до конца собранные часы к себе в карман и выпроводил легонько сестру из сарая. Но когда опять занялся часами, то теперь мне уже не хватало двух колесиков. Чуть не плакал от досады. На животе я излазил весь сарай, надеясь найти утерянные колесики, но все было напрасно. Часы мои умерли навсегда.
Отец обозвал меня глупцом и выпорол. Сестра, прыгая на одной ноге, радовалась:
— Ага, вот теперь не будешь задаваться.
Но не насмешки сестры и не трепка отца оказались страшными. Страшно было другое — с тех пор как я убил жизнь в часах, я разучился ценить время: вставал в полдень, опаздывал к ребятам, опаздывал на обед — все у меня пошло кувырком.
МУЖЧИНОЙ СТАТЬ НЕЛЕГКО
Я совсем стал считать себя мужчиной. Отец и мать доверяли мне хозяйство. Часто с сестрой я один оставался дома. Особенно летом, когда родители с утра до ночи были заняты на полевых работах. У нас всегда все было хорошо. Сестра больше возилась с куклами, пеленала и укладывала их спать, а я занимался делом: строгал, пилил. Сегодня же и сестре вдруг тоже захотелось строгать и пилить.
—Я делаю скворечник, — сказал я. — Не мешай!
— Я тоже хочу делать скворечник, — оказала она.
— У тебя есть куклы и занимайся ими. Скворечник— это мальчишеское дело.
— А я тоже хочу быть мальчишкой.
Я понял — от сестры не отвязаться и пригрозил ей, что отколочу, если не уйдет и не перестанет путаться у меня под руками. Но и это не помогло. Тогда я рассердился, шлепнул ее и выпроводил из сарая. Сестра разревелась на всю улицу. Лицо ее раскраснелось, слезы, как горошины, катились одна за другой по щекам. Маленькая и беззащитная стояла сестра, прижимала к себе куклу, всхлипывая и вздрагивая. Плакала она сильно еще и потому, что я не обращал на ее плач никакого внимания.
— Я больше не буду, — сказал я немного погодя.
Мне стало жалко сестру. Я вытер ей слезы.
— Ну, давай помиримся. Хочешь, ты будешь делать скворечник, а я тебе буду помогать?
— Хо-о-чу-у.
И мы помирились. Сестра долго еще прерывисто всхлипывала. Но потом успокоилась. Мы смастерили скворечник. Затем, взявшись за руки, бегали по двору, играли. Сестра смеялась и визжала. От ее смеха и у меня стало легко и весело на душе. А когда на соломе у овина я стал кувыркаться и показывать ей, как надо стоять на руках, она хлопала в ладоши и кричала:
— Еще, еще!
Мы были друзьями. В радости сестренка не была уже такой одинокой и беззащитной, как утром, когда я ее обидел. У нее было много всего: и смеха, и визга, и крика, и был я для нее, и были мои игры с нею, и даже моя защита. И все это обступало ее со всех сторон, заставляло ее верить, что и она, как я, мальчишка, тоже сильная. Она радовалась, и радовался я вместе с нею. Лучше, когда сестренка веселая, подумал я и решил, что обижать девчонок — значит самому себе делать больно.
Вечером мы мирно ужинали за столом. Отец рассказывал, что видел много зайцев в степи, даже обещал сестре в следующий раз поймать и привезти зайчонка. А меня отец обещал зимой брать на охоту.
— Ты у меня уже совсем мужчина! — сказал он.
— Папа, а ружье ты мне дашь? — спросил я.
— Конечно. Какая же охота без ружья?
Сестра вдруг отложила ложку и заревела на всю комнату.
Отец и мать в испуге бросились к ней. По щекам у нее ручьями катились слезы. От слез она вот-вот зайдется.
— Что с тобой, маленькая?
— Оля, Оля. — звал отец.
Мать подхватила сестру на руки. Я тоже ничего не понимал.
— А-а-а-а-а,.. — голосила она. — Меня утром Петька би-и-и-ил.
Все мы — отец, мать и я — замерли. У меня даже голос пропал. Мать готова была рассмеяться. Но отец побелел. Не раз он мне приказывал не обижать сестру.
— Ты это что, опять?!
Сестра перестала плакать, прислушиваясь. Я не любил ее, рассердился и был готов обозвать ее самыми дурными словами. Но отец вдруг сказал:
— Девочку нельзя ударить даже цветком. Какой же ты после этого мужчина! Видимость одна.
Мне стало грустно. «Видимость одна...» Оля глядела на меня исподлобья. Но я уже не сердился на нее: она задала мне очень полезный урок.
ВОЛШЕБНОЕ КОЛЬЦО
Много сказок рассказывала мне бабушка. Я знал про все волшебства, не раз мечтал завладеть диковинным ковром-самолетом, могучим всевидящим оком или старой волшебной лампой.
Но сегодня случилось такое, чего никак нельзя было ждать. Ко мне пришла бабушка. Пришла, когда я спал. Я удивился: бабушка моя давно умерла. Откуда она могла взяться, когда ее давно уже нет в живых? Но это была она, моя настоящая бабушка.
— Откуда ты взялась?—обрадовавшись, закричал я.
Бабушка ласково потрепала мои волосы, прижала
голову к груди, как это она делала всегда, и сказала, что я вырос, меня не узнать; она соскучилась по мне.
— Где ты так долго пропадала? — не унимался я.
Бабушка шершавой ладонью погладила мою щеку,
сощурила в улыбке свои синие глаза.
— Я тебе гостинец принесла. Вот, — и бабушка положила передо мной маленькую шкатулку, обтянутую красной кожей.
Я бросился к подарку. Но бабушка остановила меня, усадила на место.
— Погоди, сынок. Этот коробок откроешь, когда я уйду, — сказала она. — В нем лежит волшебное кольцо. Оно исполнит любое твое желание. Но ты помни, если задашь кольцу задачу правильно, то будет оно тебе служить потом всю жизнь. А ежели ошибешься, то пеняй тогда на себя: значит, еще не вырос, видно, мудрости еще мало в тебе.
Сказала бабушка и точно в воздухе растаяла. Как пришла неожиданно, так и скрылась куда-то. Я даже слова не успел промолвить. Сидел с раскрытым ртом и хлопал глазами. Ничего не понимал.
За стенкой скреблась мышь. Было тихо и темно. И вдруг увидел я в темноте шкатулку. Бросился к ней и едва открыл ее, как из-под крышки выпорхнули тысячи ярких огней. Оранжевых, синих, красных, белых, желтых, зеленых. Искрились они и играли радугой. И так ярко, что глазам больно. В комнате красиво стало и светло, как солнечным днем. На полу, как на ладони, все до маленькой соринки видно. Из-под кровати выглядывают мои расшнурованные ботинки и смеются. А на стенах — картины, точно самим солнцем нарисованные. Комната стала красоты необыкновенной.
И только тут я разглядел, что из шкатулки струился свет, его излучало золотое круглое колечко.
Вынул я его и положил себе на ладонь. Как живой уголек, светилось оно. Во все стороны от него, как мотыльки, летели золотые искры. Надел я колечко на палец, и рука моя засияла. Взмахнул ею, и точно факел в ночи огни разноцветные плещет. Взмахнул еще раз, и цветы рассыпались вокруг: маки красные, ромашки белые, васильки голубые.
— Что тебе, мальчик, от меня надо? — вдруг услышал я тоненький голосок и догадался — это колечко со мною разговаривает. Вспомнил я бабушкины слова и запнулся: не знал, что сразу спросить у кольца.
Думал я, гадал.
— Что ты хочешь от меня, мальчик? — опять спросило колечко.
Я хотел сказать, чтобы колечко осталось со мной навсегда. Больше мне ничего не надо. Буду я ходить везде с ним и людям красоту по земле сеять. Но тут же перерешил: а как же я? Людям красота, а мне что?.. Кольцо может исполнить все, что я захочу. Так бабушка говорила. И сказал:
— Кольцо, кольцо, достань мне ковер-самолет, чтоб мог я летать на нем куда захочу, всевидящее око, чтоб мог я знать и видеть все, что делается рядом со мной и далеко от меня, и волшебную лампу, чтоб я мог любое желание ей заказывать.
И не успел сказать все это, как ветер поднялся в комнате. Распахнулось окно, занавески расплескались, и со свистом и звоном с улицы к моим ногам влетел расписной, красивый, как мак, ковер-самолет. Откуда-то с потолка прямо в руки упало большое синее око; оглянулся, а на столе стоит жестяная старая волшебная лампа.
И только все это оказалось передо мной, как в комнате стало темнеть.
Гляжу на кольцо, а оно меркнет, свет от него совсем слабый идет.
— Колечко, колечко, что с тобой?—кричу я. И, увидев волшебную лампу, приказал ей: