– Еще до того, как услышал новость, я планировал восстановить его. Хотел понять, что случилось. Что заставило ее считать, что нет иного выхода? В конце концов, люди, которые удаляют свои Интрафейсы, попадают в один из двух лагерей.
– В какой?
– Преступники или жертвы.
Преступники.
Кейси вышла из транса.
– И кто она, по-твоему?
Юноша сощурил глаза.
– Силия? Преступница? Если она и была виновата, то лишь в том, что слишком любила.
Определенно не незнакомец. Хорошо знал сестру. Даже очень хорошо. Взгляд его – интоксикация, всепоглощающая решимость – соответствовал выражению, которое Кейси видела в глазах таких людей, как Тристан/Дмитрий. Они любили Силию так сильно, что не могли продолжать жить. Утрата забрала их жизненные силы.
Они были нормальными людьми.
В отличие от Кейси. Тяжело вздохнув, она снова посмотрела на порошок в жестяной банке. Одна неверная деталь, и Интрафейс больше никогда не включится. Должно быть, потребовались месяцы на его восстановление. А что сделала Кейси за это время? Уклонялась от репортеров. Смирилась с трагедией. Устроила вечеринку. В глазах всего мира она, скорее, клоун, чем призрак.
Девушка вложила РЕМ в кобуру и посмотрела на юношу. Он ответил на ее вопросы. Как минимум она должна объясниться.
– Я Кейси.
Как будто ее имя имело для него значение.
– Мизухара.
Кейси не помнила, когда в последний раз представлялась полным именем. Не могла в окружении ботов-прослушек, чтобы не выдать репортерам своего местоположения. Но в этом частном домене она в безопасности. Физически. Эмоционально девушка чувствовала себя здесь хуже, чем на собственной вечеринке.
– Младшая сестра Силии, – уточнила она.
– Я знаю, кто ты, – ответил юноша.
Кейси не выдала своего удивления. Его слова задели. Значит, он узнал ее по вирусному видео.
Если юноша и осуждал ее за то, что она бесстрастно объявила родную сестру мертвой, то не показал вида.
– Возвращайся, когда будет готово.
Запрос на новый контакт пикнул в Интрафейсе.
АКТИНИУМ.
Ранг: 0
Нормальный человек был бы благодарен: юноша не только знал сестру, но и понимал ее, Кейси.
Третья ошибка: предполагать, что кто-нибудь действительно ее понимает.
Девушка молча вышла из комнаты, оставив юношу с Интрафейсом сестры и унося с собой боль в груди.
ДВЕРЬ С ШУМОМ ЗАХЛОПЫВАЕТСЯ.
Штормовой ветер бьет в лицо.
Дождь с градом заливает пляж.
На каждой ступеньке крыльца я останавливаюсь и спрашиваю себя, не подождать ли до завтра? Утром буря утихнет, небо очистится. Но новая вспышка молнии освещает тело. Я понимаю: там человек. Может, уже мертвый, а если повезет, еще нет. В голове проносятся сотни ужасных мыслей, но выигрывает главная: не могу его бросить на милость стихии. Поэтому продолжаю идти, борясь с ливнем, пока, наконец, не дохожу до цели.
Парень. И, кажется, довольно симпатичный, если не считать (или наоборот – учитывать), что он совершенно голый.
Будем любоваться позже. Лихорадочно придумываю, как перенести его. Тяжелая волна почти сбивает с ног, вымочив до нитки, наполнив рот и уши. Черт, как же холодно! Снова слышу приближающийся рев воды.
Пора убираться отсюда.
Приподнимаю незнакомца за подмышки и пытаюсь тащить. Скользкое тело усложняет задачу. К тому же песок превратился в болото, и дважды я чудом не падаю.
В третий раз повезло меньше. Шлепаюсь на спину, голый парень приземляется на меня. Было бы смешно, если бы он не весил столько же, сколько Хьюберт. Испуская сдавленный рык и прилагая невероятные усилия, кое-как спихиваю его с себя. После лежу без сил, переводя дух. Небо тоже не щадит меня и пытает проливным дождем.
Парень шевелится.
Он в сознании.
Скорее всего. Разряд молнии! Из-за волос, упавших ему на лицо, не вижу, открыты ли его глаза. Черная тень склоняется надо мной. Радует, что в этот раз незнакомец не падает на меня. Но я в ловушке. Под ним.
Человек.
Прозрачные нити дождя слабо мерцают на теле парня, словно испаряясь с кожи. Вода струится по волосам, по его лицу, по моему, заливает мои глаза. Я моргаю. Мозг отключился. Что сделать? Что сказать?
– Привет.
Подкорка отмечает, что впервые за три года я здороваюсь с живым человеком. Исторический момент! Только шторму плевать.
– Ты не против, если…
Просьба не успевает родиться. Мое горло сжимают его руки.
Что? Почему? Резкая боль обжигает глаза. Голова раздувается. Нет, это дурной сон. Всего лишь дурной сон. Но если чему и научила меня жизнь на острове, так это тому, что дурных снов не бывает, и так думать – значит подвергать себя смерти от голода, обезвоживания или от удушья, как сейчас.