- Слушай, ты! - Рина начала выходить из себя, - Ты поможешь или как?
Ребёнок вновь обратился к мамонту:
- Мы ей поможем - или как? С чего бы мне помогать человеку, - он бросил льдинки и положил ногу на ногу, выжидающе глядя на Рину.
- Помоги мне, - голос её стал угрожающе низким, - Или, может быть, когда ты захочешь прийти в наш мир, мне тебя заговорить и в реку выкинуть?
Человечек перестал смеяться и с опаской взглянул на Рину.
- А ты так можешь?
- Ещё как могу!
- Я не люблю ходить в мир людей, - капризно протянул он.
- Врёшь! - Рино осмелела и подошла вплотную к белому мамонту, - Все вы любите ходить к нам! Играть с детьми, запутывать волосы, пугать собак по ночам! Помяни моё слово, ты придёшь к нам зимой таскать сушёные ягоды, а я тебя отловлю и привяжу, - она достала оберег в виде мамонта, - как думаешь, сколько духов можно привязать к одному оберегу? Хочешь узнать?
Ребёнок вновь звонко засмеялся. Мамонт внимательно посмотрел на Рину. Взгляд этих зверей всегда поражали знахарку: у оленя глаза глупые, у волка - жаждущие крови. А у мамонтов они наполнены глубокой мудростью, словно они знают нечто неведомое даже Отцу Всех Зверей.
- Я морошку по осени люблю, - после недолгой паузы ответил ребёнок.
- Хорошо. Поможешь - буду тебе в последний месяц лета горстку морошки оставлять.
- Каждый день?
- Каждый. Обещаю.
Человечек повернулся лицом к Рине, засунул руку в шерсть мамонта и выдернул по очереди три волоса, каждый длиною с его предплечье.
- Иди на север, увидишь там дерево с красными ветками. Найдёшь человека своего в корнях. Один волос себе оставь, второй ему дай, а третий положишь на плоский камень, - он поджал губы, - у огня морошку не клади, не люблю огонь.
Рина сжала в руке жёсткие волосы и направилась в северную сторону. Колючий снег колол ноги, но теперь женщина знала, куда ей идти. Она потеряла счёт времени. Солнце здесь не двигалось, но, казалось, что прошло несколько дней прежде, чем перед нею выросло дерево, чья крона терялась в облаках.
- Я плыву в бесконечности. Я та, кто начинает, и та, кто заканчивает, - зашептала Рина, - Мне ведомо слово, тайное и открытое...
Дерево зашумело ветвями. Подул ветер, едва не поваливший Рину с ног. Она зажмурилась и, прикрываясь руками, продолжила идти.
- Я начинаю, и я заканчиваю. Я говорю множеством голосов.
Корни дерева пришли в движение. Из-под земли по стволу поползла змея. Глаза её тлели угольками, а чешуя была покрыта кровью. Змея зашипела, и Рину обуял первородный страх. Хотелось броситься бежать, в мир живых, в мир людей и больше никогда не переходить черту.
Из корней донёсся стон.
Там, скорчившись, как новорождённый ребёнок, лежал Таер. У него не было левой ноги и левого глаза. Левая рука казалась рукой мертвеца. Он исхудал, кожа выцвела и стала жёлтой.
Рина прикоснулась к его лбу.
- Я вытащу тебя отсюда, Таер, - ласково сказала она, - дай руку.
Она вложила ему в ладонь волос, а второй положила на камень рядом с ним. Змея зашипела, и юноша скорчился от ужаса.
- Только не потеряй его, слышишь? Я верну тебя домой.
Змей бесновался, но не мог покинуть дерево. Рина уводила юношу прочь, в мир живых
Те-Кого-Не-Видно бросились в погоню. Таер упал, Рина схватила его за плечи и потащила к огню. Темнота наступала, она пожирала лес и небо, оставляя после себя пустоту и холод.
Рину обуял страх. Не тот, живой, похожий на пламя, заставляющий бежать быстрее и наполняющий человека теплом, когда рассказывают страшные сказки у костра. Это был мёртвый ужас. Он наполнил голову горячей тяжестью, разрывая на части. Вечная боль. Вечный мрак. Вечное отчаяние.
Вокруг корчились от невиданной хвори звери. Люди стояли на коленях и взывали к небу, а от их стонов у Рины холодела кровь.
Страх разъедал, наполняя сознание кошмарами.
Те-Кого-Не-Видно с хохотом сжимали вокруг них кольцо. Чудища, сотканные из тени, тянули костлявые руки, но на расстоянии двух пальцев от Рины упирались в невидимую преграду.
Вверх взметнулся огонь, и Рина вновь стала падать. Земля и небо поменялись местами, а чудовища все бежали следом, но с каждым шагом отставая.
Рина с трудом открыла глаза. Под собой она чувствовала мягкую оленью шкуру, горло саднило от жажды.
Через мгновение она разглядела очертания своей хижины. Голова кружилась, но Рина заставила себя встать и подползти к юноше.
Таер не дышал. Сердце не билось.
- Но как же...я ведь...- язык не слушался, - я ведь...нашла его...- она дотронулась до его лица. Кожа была холодной.
В углу хижины сжалась в комок Ашнуу.
- Вон, - закричала Рина, - Вон, я сказала!
Девочка выбежала из хижины.
Рина прикоснулась к холодному лбу Таера и зарыдала.
...На утро Таера обрядили штаны и рубаху из оленьей шкуры, украшенными бусинками из кости мамонта. С ним положили его копье, ножи, сумку со снедью, какую брали на охоту, и накрыли юношу плащом. Иная дорога - длинная, и нельзя, чтобы человек испытывал на ней нужду. Рина сунула руку в россыпь оберегов у Таера на груди и нашла тот, самый важный, какой надевают на новорождённого при наречении имени.