— Нет! — отрезала Александра и тоже схватилась за сигарету. Пальцы у нее подрагивали. — И ты отлично знаешь почему. Я все рассказала и объяснила. У каждого собственный таракан в голове, и мой мне нравится… Зачем все-таки это тебе? Я просто не понимаю…
Однако он уговорил жену. Не сразу, капля за каплей, с великой осторожностью, давая ей поупираться и показать характер. В конце концов она дрогнула. Потому что ему хватило ума уступить ей окончательный выбор. В их браке Александра ценила это больше всего остального.
В том, что однажды она неожиданно заявила Федорову: «Я согласна. Но всю материальную и моральную ответственность за этот шаг будешь нести ты, Сергей…» — сыграл свою роль и тот факт, что из родильного отделения центральной детской больницы, где работала Александра, двадцать пятого сентября, едва придя в себя после сложных родов, сбежала роженица, бросив новорожденную рыженькую девочку. Три шестьсот, пятьдесят два сантиметра от макушки до пят, абсолютно здоровую и удивительно спокойную.
Юную мамашу «скорая» доставила из областной глубинки без документов, подобрав на обочине трассы. Скрючившись в три погибели и держась за живот, та пыталась голосовать, но никто не останавливался. У барышни уже и воды отошли. По воле судьбы с экстренного вызова на той же машине возвращалась Марта Яновна Куйжель, заведующая хирургическим отделением. Везла она шестилетнего пацана с ущемлением паховой грыжи, а с ним — растерянную, зареванную мамашу. Роженицу запихнули в микроавтобус к этой компании, и водитель врубил сирену.
Когда спустя неделю никто так и не поинтересовался новорожденной, ее назвали в честь заведующей — Мартой, дали первую попавшуюся фамилию и отправили в Дом ребенка.
Александра всю эту историю узнала от непосредственного начальства, которое возмущенно прокомментировало: «Ну что за блядь! А ребенок прекрасный. Не будь мне столько, сколько сейчас, взяла б не раздумывая…»
Еще какое-то время ушло на колебания, сомнения, тайную поездку — взглянуть на эту самую Марту. Там-то Александра с некоторым испугом обнаружила, что девочка очень похожа на Смагиных — все они были рыжеваты, а тонкостью кожи и упорным выражением глаз на нее самое.
Последовали некоторые хлопоты по оформлению документов. И вот три месяца спустя у них с Сергеем появилась дочь — Марта Сергеевна Федорова.
Муж радовался, Александра же внезапно запаниковала. И совершенно напрасно: родная больница снабжала ее всем, что требовалось, поначалу даже грудным молоком; а свекровь Вера Андреевна появилась в доме уже на следующее утро. Она помогала нянчить девочку все дни, кроме выходных, — кормила ее, гуляла и сдавала приемным родителям только на ночь. Было много подарков, в основном детских вещей, и даже почему-то прибавка к зарплате Александры. Когда Сергей заметил, что его мать устает и не всегда справляется, на три дня в неделю наняли приходящую нянечку.
Жизнь наладилась и затикала, как хорошо отлаженный механизм. Все свободное время Федоров посвящал дочери, Александра казалась спокойной, непривычно оживленной, помолодевшей, и Сергей надеялся, что она постепенно привяжется к Марточке. А может, и сама решится родить.
Так продолжалось до весны.
В середине апреля девяносто седьмого года, в воскресный полдень, когда Федоров собирался на прогулку с дочерью, неожиданно грянула трель дверного звонка. Звонили резко и настойчиво.
Александра пошла открывать — и он услышал ее приглушенный радостный вскрик. Девочка, одетая для прогулки в пестрый комбинезончик, уже полусидела в коляске, а сам он, натянув куртку, наклонился обуть ботинки и находился спиной к двери.
Когда Сергей выпрямился и взглянул, его жена крепко обнимала невысокого незнакомого мужчину в кожаной кепке и плаще — синем, но как бы припорошенном пылью, а может, и выгоревшем; ее полноватые плечи под фланелью домашнего халата ходили ходуном.
Наконец Александра оторвалась от гостя, который тем временем разглядывал Сергея с ревнивым любопытством. Глаза у него оказались прозрачные, с зеленцой, быстрые и острые, как у оценщика в ломбарде.
— Сережа, — слегка задыхаясь, воскликнула жена, — Валюша приехал… Дорогой мой!
К кому относились последние, едва не со слезой произнесенные слова, он так и не понял и лишь минутой позже догадался, что перед ним стоит младший брат Александры — Валентин Смагин, которого он смутно помнил по немногочисленным семейным фотографиям, их как-то показывала ему жена.