— Королевский секретарь, — вздохнул Эшер. — Да, он работал в Претории в те же годы, что и я. Пытался доказать дегенерацию мозга негроидов путем сравнительной анатомии. Сопляк, он так и не понял, насколько был близок к смерти.
Ироническая складка залегла на миг в уголках тонких губ Исидро и тут же пропала. Пыхтя, подползал поезд; клубящийся пар смешивался с туманом, на платформе замелькали смутные силуэты. Девушка с лицом, как из теста, спрыгнула с подножки вагона третьего класса прямо в объятия низенького и толстого юноши (с виду — клерка), и они обнялись с восторгом, достойным рыцаря и принцессы. Толпа старшекурсников высыпала из зала ожидания, чтобы шумно попрощаться с ужасно смущенным стареньким преподавателем, в котором Эшер узнал лектора классической филологии из Сент-Джонс-колледжа. Взявшись за руки, озорники исполнили рождественскую песенку «Пока мы не встретимся снова», затем прижали к сердцу свои канотье. Эшеру не понравилось, с каким видом его спутник разглядывал их розовые лица. Слишком уж он в этот миг походил на повара, наблюдающего за играми ягнят на весенней ярмарке.
— Да, война была моей последней работой, — продолжил он, чтобы отвлечь на себя взгляд Исидро, пока они пересекали платформу. — Я… сдружился с некоторыми людьми в Претории, в том числе и с парнем, которого мне потом пришлось убить. Это называется Большой Игрой, но, как выяснилось, это далеко не игра. Я вернулся сюда, женился, написал работу о лингвистических заимствованиях из языков аборигенов. — Он пожал плечами, лицо его было теперь такое же бесстрастное, как у вампира. — Жалованье преподавателя невелико, но во всяком случае я могу пить с друзьями, не ломая при этом голову, насколько правдиво то, что они говорят.
— Вам повезло, — мягко сказал вампир. И добавил после паузы: — У нас купе первого класса, и мы поедем в нем одни. Я присоединюсь к вам, когда поезд покинет станцию.
«В самом деле?» — подумал Эшер, с тревогой следя из-под вздернутой брови за тем, как вампир удаляется от него по платформе легким бесшумным шагом и темный шотландский плащ с капюшоном плещется у него за спиной.
В задумчивости Эшер отыскал свое купе, снял котелок, освободился от шарфа и принялся с большим интересом наблюдать за толпящимися на платформе, пока поезд не тронулся.
Светящееся облако над станцией осталось позади, поплыли в смутной мгле кирпичные строения и огни семафоров. Мелькнули подобно насмешливо-грозному предзнаменованию отблески на древних воротах старого кладбища, затем — коричневый шелк реки. Поезд миновал мост и был поглощен деревенской тьмой.
Эшер откинулся на потертый плюш дивана, когда дверь в купе скользнула в сторону и появился Исидро — странно изящный, как псы с кошачьими головами на древнеегипетских фресках; его белокурые паутинчато нежные волосы мерцали от влаги в прыгающем свете газового рожка над головой. Изящным движением он сбросил свой темно-серый плащ, и все же Эшер хотел бы знать, как это дона Симона Исидро, пусть даже и в костюме, явно купленном на Бонд-стрит, принимают за человека.
Обхватив руками колено, Эшер поинтересовался небрежно:
— Так кого мы боимся?
Узкие руки в перчатках замерли на секунду, прерывая движение; шафранные глаза сузились; затем вампир отвернулся.
— Я был бы удивлен услышать в наше время, — продолжал Эшер, — что-нибудь о толпах с факелами и распятием, но если кто-то прыгает в вагон в последний момент, то, значит, либо он следит за кем-то, либо за ним следят.
Секунду Исидро разглядывал его, тихий как прежде, но чувствовалось, что тело его готово прийти в движение. Затем он, кажется, успокоился окончательно и, отложив плащ, опустился на сиденье.
— Нет, — промолвил он спустя некоторое время. — В этом как раз наша сила, что никто не верит в наше существование. Суеверия в этой стране не в почете. За долгие годы мы научились скрывать следы — прятать тела убитых или придавать происшествию черты несчастного случая. Попадаются обычно только жадные и беспечные, да и то не всегда. По меньшей мере, так было когда-то.