Некоторое время Эшер изучал стройного юношу, танцевавшего когда-то с дочерьми Генриха VIII.
– Когда это было?
Тяжелые веки слегка опустились.
– Давно.
Наступило молчание, нарушаемое слабым шипением жестяного фонаря и дыханием Эшера. Затем Эшер снова повернулся к раскрытому гробу и принялся копаться в обугленных костяных обломках.
– Итак, она не почувствовала, что крышка снята, несмотря на все возможности вампиров. Я немного удивлен: обивка не повреждена, то есть Лотта даже не пыталась сесть…
Рука Исидро в черной перчатке легла на угол гроба рядом с лицом Эшера.
– Сон вампира отличается от человеческого, – мягко заметил он. – Мои друзья думают, что наши ментальные способности утомляют мозг. Сам я полагаю, дело в том, что в отличие от людей мы существуем исключительно благодаря силе воли. Но так или иначе, а Лотта не проснулась.
– Или, может быть, – сказал Эшер, поднимая из обугленной груды маленький осколок кости, – она была уже мертва, когда плоть ее воспламенилась.
Вампир иронически улыбнулся:
– Когда ее плоть воспламенилась, Лотта была мертва уже сто шестьдесят лет.
Эшер рассматривал обломок в луче фонаря.
– Осталось немного, но царапины видны отчетливо. Это один из шейных позвонков, ее голова была отрублена. А рот мог быть набит чесноком…
– Обычное дело…
– Но не в тысяча девятьсот седьмом году! – Эшер установил фонарь на угол гроба и достал из кармана платок – обтереть обугленный позвонок. – Это означает, помимо всего прочего, что убийца проник в склеп, открыл гроб, отделил голову и лишь после этого открыл дверь, дабы дневной свет уничтожил плоть. Иными словами, он знал, что делает. Я полагаю, Лотта не первая жертва?
– Нет, – сказал Исидро, бесстрастно глядя поверх плеча Эшера, в то время как тот вновь принялся просеивать золу, украшения и деформированные кости.
Шафранный свет играл на гранях драгоценных камней и краях закопченного металла. Пальцы Эшера раскапывали, отбрасывали, ища некую вещь, которой здесь просто не могло не быть.
– Другие жертвы тоже были найдены обезглавленными? Или с пронзенным сердцем?
– Не имею понятия. Найденные тела были сожжены солнцем точно так же. Это существенно?
– Это могло бы открыть нам – особенно состояние первого найденного вами тела, – знал ли убийца изначально, что ему надлежит делать с вампирами. С настоящими вампирами, а не просто с сумасшедшими, которые спят в гробах.
– Я понимаю.
Эшер не отказался бы узнать: может быть, он и в самом деле видит с закрытыми глазами? Что-то, несомненно, видит…
– А у вас у самого есть какая-либо версия?
– За версии я плачу вам.
Эшер раздраженно скривил рот.
– Есть вещи, которые вы мне не сообщили.
– Множество вещей, – спокойно согласился вампир, и Эшер, вздохнув, решил не настаивать.
– Она играла со своими жертвами?
– Да. – В голосе вампира скользнуло отвращение. («Вульгарная кокни, – подумал позабавленный Эшер, – едва ли была по вкусу благородному идальго и придворному Филиппа II».) – Она любила богатых молодых людей. Она могла играть с ними неделями, встречаясь с ними, позволяя им приглашать себя на ужин (есть она там, конечно, не ела – достаточно было иллюзии), в театр, в оперу – и вовсе не потому, что понимала хоть что-нибудь в музыке, как вы сами догадываетесь. Она не могла питаться ими постоянно и, подобно нам всем, существовала за счет неимущих классов. Но ее радовала мысль, что эти глупые юнцы развлекают свою убийцу, а то и влюбляются в нее. Ей это доставляло удовольствие. Она смаковала ужас, возникавший в их глазах, когда они наконец видели клыки. Многие вампиры так поступают.
– И вы тоже?
Дон Симон отвернулся. Искорка неудовольствия мелькнула в его глазах.
– Когда-то и я тоже. Вы уже закончили осмотр?
– На сегодня – да. – Эшер выпрямился. – Я могу вернуться сюда днем. Тогда будет больше возможностей осмотреть все как следует. Где были ее апартаменты?
Исидро колебался, но Эшер настаивал:
– Она бы не могла нанизывать поклонников, как бусы, в течение ста лет, не меняя при этом наряда.
И он предъявил вампиру ключ, найденный им в золе.
– Да.
Исидро бесшумно скользнул к выходу и поднялся по ступеням, пока Эшер закрывал окованную железом дверь подземелья.
Земля за порогом была сплошь покрыта палой листвой. Тридцать лет прошло с тех пор, как семейство Бранхэймов благополучно вымерло, предоставив фамильную усыпальницу к услугам ныне покойной Лотты. Ночной воздух был тих и влажен. Плащ облекал стройную фигуру вампира, напоминая совершенством складок мраморные одеяния статуй. Капюшон плаща был откинут, но глаз Исидро видно не было – глазные впадины заливала густая тень.