– Королевский секретарь, – вздохнул Эшер. – Да, он работал в Претории в те же годы, что и я. Пытался доказать дегенерацию мозга негроидов путем сравнительной анатомии. Сопляк, он так и не понял, насколько был близок к смерти.
Ироническая складка залегла на миг в уголках тонких губ Исидро и тут же пропала. Пыхтя, подползал поезд; клубящийся пар смешивался с туманом, на платформе замелькали смутные силуэты. Девушка с лицом, как из теста, спрыгнула с подножки вагона третьего класса прямо в объятия низенького и толстого юноши (с виду клерка), и они обнялись с восторгом, достойным рыцаря и принцессы. Толпа старшекурсников высыпала из зала ожидания, чтобы шумно попрощаться с ужасно смущенным стареньким преподавателем, в котором Эшер узнал лектора классической филологии из Сент-Джонс-колледжа. Взявшись за руки, озорники исполнили рождественскую песенку «Пока мы не встретимся снова», затем прижали к сердцу свои канотье. Эшеру не понравилось, с каким видом его спутник разглядывал их розовые лица. Слишком уж он в этот миг походил на повара, наблюдающего за играми ягнят на весенней ярмарке.
– Да, война была моей последней работой, – продолжил он, чтобы отвлечь на себя взгляд Исидро, пока они пересекали платформу. – Я… сдружился с некоторыми людьми в Претории, в том числе и с парнем, которого мне потом пришлось убить. Это называется Большой Игрой, но, как выяснилось, это далеко не игра. Я вернулся сюда, женился, написал работу о лингвистических заимствованиях из языков аборигенов. – Он пожал плечами, лицо его было теперь такое же бесстрастное, как у вампира. – Жалованье преподавателя невелико, но, во всяком случае, я могу пить с друзьями, не ломая при этом голову, насколько правдиво то, что они говорят.
– Вам повезло, – мягко сказал вампир. И после паузы добавил: – У нас купе первого класса, мы поедем в нем одни. Я присоединюсь к вам, когда поезд покинет станцию.
«В самом деле?» – подумал Эшер, с тревогой следя из-под вздернутой брови за тем, как вампир удаляется от него по платформе легким бесшумным шагом и темный шотландский плащ с капюшоном плещется у него за спиной.
В задумчивости Эшер отыскал свое купе, снял котелок, освободился от шарфа и принялся с большим интересом наблюдать за толпящимися на платформе, пока поезд не тронулся.
Светящееся облако над станцией осталось позади, поплыли в смутной мгле кирпичные строения и огни семафоров. Мелькнули подобно насмешливо-грозному предзнаменованию отблески на древних воротах старого кладбища, затем – коричневый шелк реки. Поезд миновал мост и был поглощен деревенской тьмой.
Эшер откинулся на потертый плюш дивана, когда дверь в купе скользнула в сторону и появился Исидро – странно изящный, как псы с кошачьими головами на древнеегипетских фресках. Его белокурые, нежные, как паутина, волосы мерцали от влаги в прыгающем свете газового рожка над головой. Изящным движением он сбросил темно-серый плащ, и все же Эшер хотел бы знать, как это дона Симона Исидро, пусть даже и в костюме, явно купленном на Бонд-стрит, принимают за человека.
Обхватив руками колено, Эшер поинтересовался небрежно:
– Так кого мы боимся?
Узкие руки в перчатках замерли на секунду, прерывая движение; шафранные глаза сузились; затем вампир отвернулся.
– Я был бы удивлен, если бы услышал сегодня, – продолжал Эшер, – что-нибудь о толпах с факелами и распятием. Но если кто-то прыгает в вагон в последний момент, значит, либо он следит за кем-то, либо за ним следят.
Секунду Исидро разглядывал его, тихий, как прежде, но чувствовалось, что тело его готово прийти в движение. Затем он, кажется, успокоился окончательно и, отложив плащ, опустился на сиденье.
– Нет, – промолвил он спустя некоторое время. – В этом как раз наша сила, что никто не верит в наше существование. Суеверия в этой стране не в почете. За долгие годы мы научились скрывать следы – прятать тела убитых или придавать происшествию черты несчастного случая. Попадаются обычно только жадные и беспечные, да и то не всегда. По меньшей мере так было когда-то.
– То есть вас теперь больше?
– Конечно, – отвечал вампир.
Он сидел выпрямившись, словно на нем все еще был испанский придворный камзол, похожий на корсет. Привыкший судить о людях по мельчайшим подробностям их облика, Эшер успел определить, что серый костюм должен был обойтись Исидро в пятьдесят гиней, если не больше, что туфли сделаны на заказ, да и перчатки тоже.
«Впрочем, – сухо подумал он, – за несколько сотен лет даже минимальный вклад должен принести огромные проценты…»