Я разложил покупки в отведенные для них места на кухне. На дальнем конце стола стоял телефон с автоответчиком и подмигивал мне своим глазом.
– Давно пора, – произнес я первые слова, которые услышал дом с тех пор, как ушел Фишер.
Впрочем, ничего полезного мне узнать не удалось. Звонили два раза, но никто не оставил никаких сообщений. Я пожелал нарушителям моего спокойствия отправляться ко всем чертям, а заодно отругал себя за то, что не активировал функцию определения номера. Она в нашем телефоне есть, но инструкцию к нему, судя по всему, переводила с японского какая-то полоумная болонка. Чтобы просто изменить запись на автоответчике, пришлось бы обратиться за помощью в НАСА. Я понимал, что звонила не Эми, которая знала, как я ненавижу, когда не оставляют сообщений, поэтому она хотя бы сказала скрипучим голосом: «Никаких сообщений, господин».
Я достал мобильный и нажал кнопку быстрого набора ее номера, придерживая трубку плечом и одновременно доставая из холодильника пиво. После пяти гудков снова включился автоответчик. Ее деловой голос ласково поблагодарил меня за то, что я позвонил, и пообещал со мной связаться. Я оставил ей сообщение, сказав, чтобы она сделала это непременно. В очередной раз.
– Причем как можно быстрее, – пробормотал я, уже убирая телефон в карман.
Я пошел с пивом в кабинет. Эми зарабатывала больше, так что у нее был более роскошный кабинет внизу. В моем же имелся картотечный шкаф со справочными материалами, жутко дорогой старый стол и дешевый и невероятно старый стул, обнаруженный мной в гараже. На столе стоял только мой ноутбук. Совсем не пыльный, потому что я старательно протираю его рукавом каждое утро. Мне приходило в голову забить его за ненадобностью досками, но вот незадача – в доме нет гвоздей. Я приглушил свет и сел. Когда я раскрыл ноутбук, он ожил. Опыт, похоже, его ничему не научил. Он предложил мне программу для обработки текста, в котором совсем немного слов прошло эту обработку, частично из-за того, что панорамный вид на дугласовые пихты и ковер из желтых цветов, открывавшийся из окна, завораживал меня, и я мог смотреть на него часами. Я знал, что, когда пойдет снег, вполне смогу и вовсе не открывать компьютер. Правда, отвлекаться по ночам гораздо труднее, потому что, если не считать нескольких веток, на которые попадает свет из моего окна, больше ничего не видно. Так что, может, сейчас моя голова и мои пальцы наконец проснутся и примутся за общую работу. Может, я сумею придумать, чтó сказать, и мне удастся потратить на это некоторое время.
Может быть, я сумею забыть о том, что прошел всего месяц, а меня уже от всего этого тошнит – так мне скучно.
Я сидел за своим столом, потому что два года назад я написал книгу про некоторые места Лос-Анджелеса. Я говорю «написал», хотя по большей части она состояла из фотографий, но и это слишком громко сказано. Я делал снимки с мобильного. Однажды я оказался в каком-то месте с телефоном в руке и заснял то, что увидел. Скинув все снимки на компьютер, я отметил, что вышло очень даже неплохо. Техническое качество было таким низким, что картинка являла собой остановленное мгновение, смазанное и эфемерное. Это стало привычкой, и когда у меня набралось достаточно фотографий, я объединил их в один документ, снабдив каждую своим комментарием.
Постепенно подписи становились все длиннее, и вскоре каждый снимок сопровождался страницей или двумя текста, иногда даже больше. Как-то раз вечером Эми вошла, когда я этим занимался, и попросила почитать. Я не возражал, поскольку нисколько не волновался, зная, что она не станет надо мной смеяться, и, если честно, меня мало интересовало, что она скажет. Прошла пара дней, и она вручила мне имя и телефон человека из издательства, которое выпускает иллюстрированные книги. Я долго отшучивался, но она убеждала меня попытаться, и, ни на что особенно не рассчитывая, я послал ему файл.
Как-то днем, через три недели, он мне позвонил и предложил двадцать тысяч долларов. Исключительно от удивления я ляпнул: «Конечно, валяйте». Эми завизжала от восторга и пригласила меня в ресторан.
Книга вышла восемь месяцев спустя, квадратная, в твердом переплете с зернистой фотографией какого-то тусклого дома в Санта-Монике на обложке. По мне, так нужно быть совершенно не в своем уме, чтобы взять в руки такую книгу, не говоря уже о том, чтобы ее купить, но на нее обратила внимание «Лос-Анджелес таймс», было еще несколько благоприятных отзывов, и, как ни странно, она начала понемногу продаваться.
Мир продолжал двигаться вперед, и мы вместе с ним. Произошли самые разные вещи: я ушел с работы, мы переехали. И сейчас я был парнем, который написал книгу. Очевидно, это означало, что мне следовало стать парнем, который написал еще одну книгу. Но мне ничего не приходило в голову. И это «ничего» продолжало не приходить с упорством, говорившим о том, что оно и дальше собирается придерживаться выбранной линии и что это его главное умение и жизненное предназначение.