– Поясните.
– Я вот что хочу подчеркнуть. Пусть гипотеза об искусственном происхождении жизни так и не опровергнута, являемся ли мы с вами результатом эксперимента?
– Не знаю.
– Можно ли это утверждать?
– Утверждать – нет. Допускать – да. Вдруг мы плохо умеем распознавать.
– Почему вы так думаете?
– Ну, сотни лет поиска внеземных цивилизаций безуспешны. Причин может быть три.
Мод один за другим загнула пальцы.
– Либо мы одиноки, либо братья по разуму слишком далеки, либо…
– Либо?
– Либо следы разумной деятельности легко принять за другое.
Я рассмеялся.
– Например, за коллапсар?
Но Мод к такой возможности относилась вполне серьезно.
– Почему бы и нет?
В ответ я мог бы привести множество доводов. Но сказал, что не знаю. Потому что полностью отрицать в нашем мире ничего нельзя.
– Все, что можете сообщить? – разочаровалась Мод.
– Самое глубокое.
– Как специалист по физике «черных дыр»? Лауреат премий?
– Угу. Он самый.
– А вы умеете сомневаться, – заметила Мод.
Я обрадовался.
Из-за малых размеров парома мне пришлось делить каюту с Круклисом.
Утром меня разбудил его недовольный голос. Он разговаривал по видеофону с женой, оставшейся на Гравитоне. Лаура выглядела расстроенной.
– Постараюсь, – буркнул Круклис и покосился на меня.
Чтобы не мешать, я вышел на камбуз. Там несколько человек поглощали завтрак. Лица были меланхолические.
– Что случилось? – спросил я.
– В том-то и беда, что ничего, – вздохнула Оксана.
Выяснилось, что за прошедшие сутки батискаф забрался в обширную каверну, размеры которой не определялись.
Разогретая сера становилась все более вязкой, скорость аппарата упала до минимума. Одновременно колебательные движения расплава, обнаруженные накануне, потеряли свою периодичность. Накапливались данные о том, что они являлись следствием сейсмической активности недр Феликситура, отголосками землетрясений. Проще говоря, ничего необычного не происходило. Сенсация не состоялась.
– Ничего нет нового и под этим солнцем, господа, – сказал я. – Будут ли сюрпризы вообще?
– Обязательно, – серьезно сказала Мод.
– Вы в это верите?
– Так же, как и вы.
– Мне этого хочется, но я не верю.
Мод протянула тюбик с питательным бульоном.
– Пейте. Хочу пригласить вас на прогулку. Не возражаете?
Я растерялся.
– Еще и спрашивают…
– Чур, за вулканы не прятаться, – предупредил Абдид. – Серж, ты видел свою кардиограмму? Вчера на тебе будто черт скакал.
– Не все сердечные дела находятся в компетенции страховых компаний, дружище, – легкомысленно сказал я.
Не знаю почему, но рассказывать о вчерашнем мне не хотелось. Наверное, голова все еще не была в порядке.
– Ну-ну, компетентный ты наш, – проворчал Абдид.
Это правда, что жизнь ценна пустяками. Простая вроде бы радость – помочь женщине надеть скафандр, но от абстрактных мыслей отвлекает замечательно. Мысли становятся конкретными до ужаса.
Мод поежилась.
– Не смотрите на меня так.
– А как смотреть?
– Как на товарища по быту.
– Эх! Неужели вы думаете, что это возможно?
– Серж, не дурачьтесь. Вы еще не застегнуты, а за бортом вакуум, между прочим. Глубокий такой.
– Зато вы застегнуты за двоих, – игриво заметил я.
Мод так глянула на меня снизу, что я стал смотреть вверх. Ух, глазищи! В восторге я поднял лапки и понял, что буду делать это постоянно, если у нас что-то получится. Есть женщины, которые каждую секунду знают, чего не хотят. С ними увлекательно играть в угадалки. Сплошное удовольствие.
Мы взяли открытый вездеход и покатались по окрестностям. Мод лихачила, заставляя машину прыгать через трещины, на изрядной скорости носилась между скалами и воронками, взлетала по крутым склонам, скатывалась в долины.
Поглощение пространства явно доставляло ей радость, и она вела себя как школьница, сбежавшая с уроков. Такие реакции бывают у людей, вынужденных долго подавлять природный темперамент, доложу я вам. Важный штрих к портрету, стоило запомнить. Темперамент – украшение характера. И услада ночи.
На обратном пути вездеход подрулил к знакомому мне вулкану. Машина неожиданно затормозила.
– Серж, что же здесь случилось вчера?
– Так, померещилось.
– На вершине?
– Да.
Мод оперлась о руль и повернулась.
– Любопытная гора. Поднимемся?
В моем желудке возник холодок.
– Зачем? – небрежно спросил я.
– Туда еще не ступала нога человека. Смешно?
– Нет, это естественно. Эйнштейн говорил, что ощущение тайны – самое великое из чувств. И тот, кто не способен к нему, подобен мертвому, глаза его закрыты.