Впрочем, не так давно и эта его полезная функция отпала. Вступив во власть, Сумитомо пресек романтический обычай под тем предлогом, что на станции свободных пространств и без того достаточно. С чисто феодальной жестокостью он заблокировал входы в транспортное средство своим личным ключом. Обижаться на него без толку, должность такая. Какой губернатор не любил позапрещать? Исстари повелось.
С помощью губернаторского ключа я пробрался в рубку управления и расконсервировал системы. Собственно, все это можно сделать, не выходя из кабинета того же Сумитомо. Так же, как и проверку скафандров. Но инструкции по технике безопасности жалости не ведают. Требуют пощупать все руками. Что ж, сам напросился.
Зажглись огни готовности. На экранах внешнего обзора появились стены ангара, в котором томился бедняга «Туарег». Работающий в холостом режиме реактор начал выдавать энергию. От борта корабля отошла штанга с кабелями внешнего питания.
В отсеках один за другим оживали механизмы. Слабое сияние разлилось по воронке массозаборника, маневровые дюзы малой тяги совершили проверочные повороты в держателях. Все работало четко, без сбоев, «Туарег» пребывал в отличном состоянии, – хоть сейчас лети.
Еще минута, и телескопический корпус канала аннигиляции начал удлиняться. Но это я пресек. Звездолет имел полную протяженность больше трех километров, поэтому на станции его хранили в сложенном состоянии. Полностью распрямиться я ему не дал, иначе бы вышиб осевые люки хранилища.
– Все в порядке, кэп! – радостно доложил громкоговоритель. – Рванем куда-нибудь от ржавчины?
Это был образчик так называемого электронного юмора.
– Рванем, рванем, – вяло согласился я. – Чего ж не рвануть.
– Кроме шуток, командир?
– Обещаю, – зачем-то сказал я.
– Это так важно, чтобы звездолеты не ржавели, даже если они маленькие.
– Ну, разумеется.
– А папаша Сумитомо не рассердится?
– На то он и папаша, чтобы его не слушаться.
– Ха-ха. Забавно. А когда?
– Скоро, – сказал я, кашляя.
Стыдно врать искусственному интеллекту. Даже в шутку. Он ведь не человек, тем же ответить не может.
– Только ключ прихватите, сэр. Уж извините, без ключа не повезу.
– Что, никак нельзя?
– Никак. Блок у меня на личных мотивах, понимаете?
Я с испугом уставился на решетку говорильника.
– Слушай, а ты кто?
– Софус я. Новый. На «Цинхоне» прибыл. Зовите меня Джекилом.
– Имечко!
– Сам выбирал, – гордо сообщил репродуктор.
– Послушай, у тебя что, и впрямь могут быть личные мотивы?
– Боюсь, вы не слишком сильны в робототехнике, сэр. Отстали-с.
– Сказать по правде, я того же мнения, сэр. В робототехнике люди вообще довольно бестолковые создания.
– О! – сказал софус. – Пожалуйста, не забудьте вашу мысль. Такое не часто приходит в человеческую голову.
– Похоже, ты приличный парень.
– Чего ж нам быть не в паре?
– Я, право, постараюсь.
– Ничуть не сомневаюсь.
– Увы, для нас пришла пора прощанья.
– Тогда прощайте. Не забудьте обещанья.
– Ах, странный разговор. Почти что жуть. Но, в завершение поэмы, ты тоже не забудь.
– О чем?
– Законсервировать системы.
Из репродуктора послышались смешок и аплодисменты.
– Браво, – сказал Джекил.
Я отключился и с минуту глядел в погасшие экраны. Да, странный получился разговор.
Что все это значило? Я действительно слабо разбираюсь в робототехнике. Но не настолько же! Имеющаяся эрудиция позволила понять, что на «Туареге» поселился редкостный фрукт. Подобных софусов я еще не встречал. Такой легкости общения нет даже у Архонта, главного софуса Гравитона. И столь быстрой способности вызывать симпатию, можно сказать – личную.
Интересно, для чего Джекилу потребовались мои симпатии? Скуки софусы не испытывают. Случайных поступков у них не бывает. Вывод: Джекилу нужен союзник среди людей. И остро нужен, иначе бы не набрасывался на первого встречного.
Почему, кстати? А, вот в чем дело. Возможностей для общения у него практически нет, любовников сюда больше не пускают. Тут появляюсь я, и он сразу приступает, рифмоплет!
Но зачем?
Непонятно.
Надо бы присмотреться.
Тем временем в центре станции, где сила гравитации минимальна, роботы завершили сборку нового антенного поля.
Сотканное из тончайших волоконец, оно напоминало увеличенную в двенадцать тысяч раз пушинку тополя.
Из ангара выкачали основную массу воздуха, распахнулся носовой люк. Остатки газов мягко вытолкнули весь большущий ком наружу. Сияя в лучах прожекторов, он тихо отправился в самостоятельное плавание.