Мод остановилась.
– Не получится, Сережа. Я так решила.
– Но зачем?
– У меня есть определенная цель.
– И я могу помешать?
– Мне жаль.
– Вот как…
Мод стояла с цветами и ждала. Она не хотела меня обижать, а я не хотел прощаться. Так мы и стояли, пока из-за деревьев не выскочил эдакий японский чертик в тренировочном костюме.
– Ай, – сказал Сумитомо.
И побежал в обратном направлении. Воспитанный самурай, что там говорить. Хоть и губернатор.
– Ай – вот это междометие чаще употребляют лица азиатского происхождения, – глубокомысленно заметил я. – Ой, ох и ах характерны для потомков славян. Дети остальной Европы в подобных ситуациях произносят короткие восклицания типа а! и о!
Мод рассмеялась. Смех у нее чудесный. Я почувствовал, что не выдерживаю.
– Ох, – сказала она. – Да вы просто кипите.
– Можно посмеяться.
– Разве можно? – удивилась Мод.
– Отчего же? Раз другого нельзя.
– Сейчас пройдет, – мягко сказала она.
И прошло, еще как прошло. Будто из стиральной машины вынули. Только вот ночь на Рождество провел я отвратительно. Под утро дошло до постыдного. До галлюцинаций.
Сначала из коридора слышался стукоток. Потом начались стоны, причитания, жалобный голос кого-то звал. Я ворочался-ворочался, наконец догадался выключить внешний микрофон.
Галлюцинации сразу исчезли, но меня разобрало любопытство. Я покинул постель и вышел.
За дверью обнаружился Круклис. В полной красе. В одних белых носках то есть.
– Тоже не спишь? – облегченно спросил он.
Я не ответил, потому что не знал, что ответить. Круклис посмотрел на меня с непонятной надеждой.
– Серж, к тебе забегали?
– Кто?
– Зяблики.
– Зяблики?
– Кто же еще. Галлюцинациями не страдаешь?
Я с трудом сохранил невозмутимость.
– Спасибо, нет.
– Точно?
– Слушай, ты почему именно в носках? – тактично спросил я.
– Чтоб не услыхали.
– Кто?
– Да зяблики, черт побери! Туповат же ты спросонок.
Что правда, то правда. Можно было догадаться с первых слов, хоть зяблики и не крокодильчики.
– Парамоша, давай я тебя провожу.
– Шутишь, брат. Я так их ждал.
– Зябликов?
Круклис развеселился.
– О! Мысль забурлила.
Мысль таки да, заметалась. Не имея возможности побриться и почистить зубы, она принялась искать выход.
– К чему спешка, Парамон? Отыщутся твои зяблики. Куда они денутся, если они есть? Совершенно спокойно можно и поспать.
– Ты чудак или притворяешься? – недоуменно спросил Круклис.
– Ни то, ни другое.
– А что?
– Я инвалидизирован материализмом.
– Ты так думаешь? – заинтересовался Круклис.
– Нет, но ты так считаешь.
Круклис покивал.
– Хе-хе, цитируют.
– Угадал?
– Да, похоже. На меня раннего. Улавливаешь?
– Что?
– То, что теперь я поздний.
– А-а.
Зная Парамоново упрямство, я больше не надеялся его увести. Но и роботов вызывать не хотелось. Как-то неловко перед механизмами. Нечего им наблюдать гримасы творцов. Превратное может получиться представление. Ни к чему это.
Оставалось одно, но надежное средство – споить бедолагу окончательно.
Да и сам я был не прочь в ту ночь. Ночь выдавалась с весьма очевидной сумасшедшинкой.
– Заходи, Парамон.
– Зачем? – спросил неонудист.
– Чуток поболтаем.
– О чем?
– Ну… Об искусстве.
– Серж, извини. Ты, конечно, мальчик начитанный…
Тут Круклис сочувственно вздохнул.
– Для своего возраста – даже очень, но видишь ли…
– А мой возраст вас устраивает?
Мы синхронно повернулись. На нас смеющимися глазами смотрела Мод.
Была она в халатике. Домашнем таком, чуть ли не с заплатками.
– Вполне, – сказал Круклис и галантно прикрылся руками.
– Сергея пригласим?
– Отчего нет? Говорю же – смышленый мальчонка.
Я почуял приближение еще одного контрастного душа, но отказаться не смог. Тогда еще не знал способов убийства собственных надежд. Близость Мод обволакивала.
И вот, пугая встречных, мы отправились: я – в пижаме, Мод – в халате, а Круклис – в белых носках, быстро ставших знаменитыми. Беда в том, что время суток на космической станции условно. Иначе говоря, в любой час и в любом месте вы кого-нибудь, да найдете. Причем чем менее подходящее место, тем выше вероятность.
Народ по дороге попадался разный. Беатрис и бровью не повела, Кшиштоф ограничился задумчивым кивком, а вот младотюрки разные…
Где только заводится юность, там исчезает благочестие, давно подмечено. Слышались прысканье, шепотки, долетали отдельные определения вроде «светлого следа в науке» и «чистого разума в голом виде». Часто упоминали великого Архимеда, а также платье некоего короля. В общем, морально-психологический климат экипажа заметно улучшился. Больше, чем от пилюль Зары.