— Сейчас, суки, сейчас, устрою всем утро стрелецкой казни. Дятлом Дмитрия Стукачева называете. Вот и долбанет дятел по вашим рожам! Бля, да чего ты, козел, не влазишь?
Послышался стук отброшенной в сторону гильзы. Видимо, Митька не мог зарядить один из стволов. Значит, следует атаковать его немедленно.
Горшков приготовился выбить дверь, но услышал:
— Наконец-то! Готово. Так, пару в карман — и к Спиридону. С него, жмота старого, и начнем. Сам, петушина, флягу с самогоном сюда перетащит, потом Тоньку-шлюху выловить, всадить в задницу дроби, чтобы, скотина, на всю жизнь запомнила, кто в доме хозяин.
Вместе с речью потерявшего рассудок Стукачева Николай услышал его шаги. Митька приближался к выходу на крыльцо. Горшков занял позицию слева, вжавшись в стену, упершись одной ногой в скамейку крыльца. Дверь открылась. Показались стволы ружья, они были направлены прямо на калитку забора. Следом появился Дмитрий Стукачев. Все в той же грязной майке, мятых, дутых на коленях бесцветных спортивных штанах. Он заметил лейтенанта боковым зрением, но было поздно. Николай резко ударил по ружью. Двустволка вылетела из рук Стукачева. Следующий удар участкового пришелся Митяю в челюсть. Возмутитель спокойствия, вскрикнув, полетел по ступеням на землю. На него прыгнул Горшков, одновременно срывая с пояса наручники. Прижав коленом Стукачева, не отличавшегося особой силой или ловкостью, Николай без труда свел его руки за спину, надев на кисти браслеты. Обезоружив и обезвредив хулигана, Горшков сел на его щуплую спину.
— Ну что, Митька, доигрался?
Стукачев проговорил:
— Слезь, бугай, дышать нечем!
Колян ответил спокойно:
— Перебьешься! Скажи спасибо, что я еще с тобой вот так, по-мирному обошелся, а ведь имел полное право применить оружие.
Горшков достал пачку сигарет, закурил, выпуская дым кольцами в холодный весенний воздух.
Задержанный пошевелился:
— Кончай, Колян, в натуре! Мы же с тобой пацанами вместе по деревне бегали!
Николай кивнул:
— Бегали! В школу одну и ту же ходили. Потом я в армию загремел, ты же откосил, справочку липовую в сельсовете приобрел. И когда я с «чехами» воевал, ты девок тут щупал. В этом разница между нами. И поэтому я сейчас над тобой, а ты по уши в дерьме!
— Да ладно, Коль. Чего старое вспоминать?
— Ты ж его вспомнил, не я. Объясни мне одно, Митя, с чего это ты сегодня решил бузу в деревне устроить?
— Да баба моя меня достала. Я ее послал…
— Это мне известно. Спрашиваю о другом, неужели самогон настолько мозги затуманил, что ты напрочь перестал соображать?
Дмитрий вздохнул:
— А черт его знает! Сам не пойму, как все вышло. Ярость обуяла нечеловеческая!
Горшков согласился:
— Это точно, нечеловеческая!
Из-за кустов показалась мать Дмитрия:
— Коль, ну че он?
Участковый усмехнулся:
— Сама не видишь? Отдыхает после трудов праведных!
— Ты его, случаем, не зашиб?
— А что, надо было?
— Да господь с тобой! Это он когда пьяный дурак, а так ничего, не хуже остальных мужиков наших. Это его Тонька, подстилка поселковая, до жизни такой довела!
С торца дома неожиданно возникла супруга задержанного:
— Значит, Тонька во всем виновата? А ты, стерва старая, с обмылком-сыночком своим — ангелочки, да? Не угадали! Ответит теперь Митька за все! А я на него такую бумагу накатаю, что загремит, козел, в тюрьму лет на десять!
Тетка Клава рванулась к снохе.
Николай поднялся, приказал:
— А ну, отставить бардак! Так, Клавдия Григорьевна, и ты, Антонина, в дом и по разным комнатам. Узнаю, что схлестнулись, обеих закрою к чертям собачьим! Ясно?
Женщины подчинились. Тонька без лишних разговоров пошла в хату. Тетка Клава задержалась:
— Коль, а че ты теперь с Митькой делать будешь?
— Расстреляю на хрен за сельсоветом — и все дела!
Стукачева побледнела, совершенно не воспринимая и доли иронии в голосе участкового:
— Как так? Не имеешь права! Где это видано, чтобы в наше время к стенке без суда и следствия?
— Чего ж тогда глупый вопрос задаешь? В КПЗ для начала посидит твой сыночек. Районное начальство решит, что с ним делать дальше!
Стукачева, придя в себя, заискивающе взглянула в глаза Горшкова, попросила:
— А может, отпустишь его, Коль, непутевого? Тапереча он тихий будет. Ведь не чужие, поди?
Горшков отрицательно покачал головой:
— Не получится, тетка Клава. Воспитывать твоего бестолкового сыночка надо, от пьянки лечить, иначе в следующий раз он тебе же голову и снесет! Все, базар закончен. Шагай в избу!
Отвернувшись от Стукачевой, Горшков пнул носком сапога Митяя:
— Вставай, а то простынешь!
Тот заныл:
— Как же я встану, без рук?
— Молча! А не встанешь сам, то я тебе помогу, но лучше не доводить до этого!
Стукачева кинулась к сыну, помогла ему. Николай не стал мешать. Как только Дмитрий, весь облепленный грязью, предстал перед участковым, тетка Клава направилась к крыльцу, вслед за снохой. Оценив внешний вид задержанного, Николай остановил Стукачеву:
— Ты вот что, тетка Клава! Принеси в участок чистой и сухой одежды. Телогрейку и еще чего теплого из одежды. В КПЗ холодно и сыро.
Ничего не ответив, мать Митьки скрылась в хате.
Николай подобрал ружье, валявшиеся на земле гильзы. Снял с задержанного наручники:
— Пойдем!
— Через всю деревню в таком виде под конвоем вести будешь? Позволь здесь переодеться, чего матери в администрацию таскаться? Будь человеком, Колян!
Николай, будучи по натуре человеком жестким, упрямым, но отходчивым, махнул рукой, доставая очередную сигарету:
— Хрен с тобой, переодевайся! Только смотри, Дмитрий! Попытаешься скрыться, отловлю, и тогда не обижайся. Получишь по полной, как лицо оказавшее сопротивление при задержании. Не шуткуй!
— Да куда скрыться? От вас разве скроешься? Обложите, как волка, да статей вдогонку нацепляете!
Горшков усмехнулся:
— А ты, гляжу, отошел. Трезво рассуждаешь.
— Протрезвеешь здесь. Эх, жизнь наша бекова… мать ее!
Вскоре Николай закрыл Дмитрия Стукачева в камере предварительного заключения, составив соответствующий протокол, но о произошедшем в РОВД Кантарска не сообщил, посчитав, что при необходимости всегда сможет сделать это. В райотделе быстро ухватились бы за Стукачева и, недолго думая, возбудили уголовное дело. Начальству для отчетности край как нужны такие вот дела.
Закончив с оформлением протокола, Николай вышел на улицу. Увидел, как в сторону реки с веслами на плече спешит Карасик — Михаил Володин, слывший на деревне первым рыбаком. А точнее, браконьером, так как рыбу ловил исключительно сетями, имея полное взаимопонимание с инспектором рыбнадзора, являвшимся его племянником. Горшков давно хотел прекратить это безобразие, но в бытовухе повседневной как-то не доходили руки. Сейчас представился неплохой момент, чтобы подловить потомственного браконьера. Потомственного, потому что и отец Карасика в бытность свою промышлял незаконной ловлей рыбы. По сути, Володины этим и жили — продавая рыбу и в районе, и в деревне. Приняв решение, Горшков обошел церковь и глухим проулком спустился в балку, тянущуюся серпом вокруг озера до самой реки. На дне оврага еще стояла вода, но склоны позволяли свободно перемещаться к реке, невидимым со стороны.
Горшков вышел к Оке, когда Карасик начал проверять первую сеть. Сколько их стояло по реке, было известно одному Володину. Сегодня это узнает и участковый. Выбрав сухое место в прибрежных кустах, Николай стал следить за деятельностью Карасика. Браконьер работал профессионально. Лодка почти не останавливалась. Из воды Володин выхватывал кусок сети, и на дно посудины один за другим летели приличные по размеру лещи, подлещики, плотва. Попадались и щуки.