– Они самые, – рявкает сержант. – И быстрее. Грузчик твой что, в сортир засел, веревку сожрав?
– Вася! – кричу в сторону подсобки, откуда в ответ доносится какой-то шум.
– Сейчас подойдет! – и улыбаюсь ефрейтору. Симпатичный такой. Невысокий, худенький, залысинки смешные…
– Пока Вася твой придет – родить можно! И нового сделать! Ванек, вперед! А ты считай. – Взглядом сверлит, сволочь, как будто я ему денег должна. Или еще чего хочет… Ой, Алка, дура ты… У такого мужика и чтобы не было никого?!
Ефрейтор сноровисто перескакивает через прилавок и вопросительно смотрит. Есть в военных положительный момент: без прямого указания даже не завалят….
– В правом углу стоят. Восемь упаковок. Только разнобой там!
– По фигу! Ванька, в кунг все. И нехай Шахимат вылезает да поработает на благо Родины, – командует сержант. А сам вытаскивает из-за пазухи пачку денег и подмигивает:
– Мне бы, солнышко, их все потратить! И как можно быстрее!
Я аж сглотнула ненароком…
– А сколько у тебя?
– Сто пятьдесят. Уложимся в пять минут – оранжевая тебе лично. – И опять подмигивает хитро-хитро… Сволочь! Ну ничего. Сейчас мы ему все посчитаем…. А пять тысяч – это как раз треть моей зарплаты.
– Сейчас придумаем. На природу гулять? – В ответ тоже мигаю.
Вася вылезает наконец из подсобки, просекает ситуацию, ухватывает ящик сардин и бежит на улицу. Обратно летят уже втроем: Вася, Ваня-ефрейтор и паренек в штатском с блаженно-отрешенным выражением на лице. Помятый какой-то…
– Ага. Друг премию пропивать будет. Может, с нами?
Слушать-то слушаю, но кнопки калькулятора нажимать не забываю:
– Работа…
– Пожалеешь. Честно говорю. – Сержант смотрит с непонятной грустью, словно в душу заглядывает… Такому в полковники надо идти, а не с лычками бегать…
– Судьба, значит, такая… – вздыхаю грустно. И боком стараюсь повернуться, чтобы грудь четче была видна.
– Все так говорят. Ладно, красивая… – кидает пачку на стол. Та рассыпается… Несколько бумажек падают на пол. – Даст бог, встретимся. И угольками сочтемся. Да, я еще пару шоколадок возьму, не против?
– Бери. В чем вопрос?
Уходят. Васька от одурения башкой трясет: треть магазина вывезли и вроде как без обману все… Вот понять бы только, что сержант тот в виду имел?
Они так и погибли, по которому разу пересчитывая выручку и радуясь нежданному счастью. По пробке, ставшей в километре от магазина, ударили два «Томагавка», придя из неведомых далей на тепловое излучение множества двигателей… Пламя просто смахнуло «Оленьку», оставив несколько опорных столбов…
Окрестности Новосибирска, 55-й км Толмачевского шоссе
Андрей Урусов (Седьмой)
– Мля!!!!!!! Ванька, против волны!!!! – Машину словно приподнял кто-то огромный и уронил обратно, особо не заботясь о сохранности содержимого. Анна с размаху треснулась головой в потолок и проснулась окончательно. Ошалело глядя по сторонам, она увидела, как в направлении далекого уже Новосибирска встают странные грибы, так похожие на не раз виденные в кино…
Ефрейтор все же сумел развернуть тяжелую машину задом к ударной волне. «Шишигу» протащило метров десять по дороге, но перевернуть не сумело. Двигатель зачихал, но продолжил тянуть. Грузовик медленно поехал дальше, прихрамывая на каждом метре.
– Вот и все… – сказал Андрей. – Случилось…
– Это что?! – забилась в истерике Анна. И замолчала, получив по лицу от Влады.
– Успокойся, – бросила Урусова, – и слушай.
– Так, Ванька, тормози, – начал раздавать указания Урусов. – Девчонки, сейчас на раз-два перебегаете в кунг, закрываете все дырки и сидите, пока не скомандую. Там, в кунге, бухла ящиков десять. Сами выберете. Советую по сто граммов.
– Зааачем? – спросила потерянно Анна.
– Стронций из организма выводит. Настроение повышает. Кошка, тяни эту дуру, пока не пришиб. Переоденьтесь сразу, шмотки в пакет, потом выкинем. И Димку переодеть не забудь. Да, и Борьке можешь все объяснить. Начнет панику – бей в ухо. Ты можешь.
– А вы? – подняла глаза на Андрея жена.
– А мы – успеем. Беги, Солнышко…
Хлопнула дверь кунга, отрезая двух женщин, одного штатского и одного ребенка от злобности окружающего мира.
– Что делать будем, старшой? – спросил Герман, уронив голову на руль.
– Ехать. Но не в бригаду.
– Так…
– Думаешь, по ней не врезали? – хмуро сказал Урусов, разглядывая трещинки на лобовом стекле. – А я вот думаю, что очень даже, с двух рук. Цель чуть ли не стратегическая…
– И что предлагаешь?
– Предлагаю? – задумался на секунду Седьмой. – А что тут думать. Едем потихоньку, на дозиметр смотрим внимательно. У меня где-то «Терра» ворованная завалялась. Повышение фона резкое – все, сектан кысмет.
– И тогда что?
– Вань, ты мой товарищ или ядерной бомбы? Так не задавай вопросы, на которые ответить не могу. Поехали.
Ободранный грузовик тронулся с места и покатился в сторону воинской части…
Окрестности Новосибирска, полигон
Владимир Пчелинцев (Шмель)
Дежурный по полигону ничего понять не успел. Бригадный «уазик» влетел на территорию. Из него выскочил взмыленный майор и побежал в сторону КПП.
– Глебыч, что случилось? – Прапорщик Андрушко майора Пчелинцева знал давно и никогда его таким не видел.
– Саня, потом! – отмахнулся от него майор. – Связь есть?
– Труба глючит со страшной силой, а проводная час назад в норме была…
– Спасибо. – Майор уже накручивал «тапик», зажав трубку плечом. – Сейчас батальон подойдет, ребятам мозг не сношай, с бумагами разберемся. Да, Саш, просьба еще. Выскочи, бандерлогам моим скажи, чтобы сразу в закрытый тир трамбовались. Все сразу. Потом объясню все. Да, гребаные связюки, пнем их об сову да на глобус, любить их в антенну роликовую! – заорал вдруг Пчелинцев.
– Да как скажешь, мне-то что, сам понимаешь, – не стал спорить прапорщик.
Майор пытался достучаться до бригады. А в ворота полигона уже начала втягиваться вторая рота…
– Кипарис на связи! – откликнулась наконец-то бригада голосом сержанта Сидорчука.
– Ярый, здрав будь! На Командора выведи. Срочно!
– Легко! С те… – В трубке зашипело так громко, что Пчелинцев отдернул даже трубку от уха. – Майор! – закричал Сидорчук. – Война! Пинде…
И связь с бригадой оборвалась.
Пчелинцев кинул трубку на стол и выскочил из помещения КПП.
– Вспышка сзади! Бегом!!! – И сам, подавая пример, растянулся за невысоким бордюром.
Хорошо, что сейчас третья рота заходила. С которой майор ушел всего несколько месяцев назад. Его рота. Родная и любимая. Во все отверстия любимая. И привычная к тому, что нельзя игнорировать приказы Владимира Глебовича, а надо их исполнять, и как можно быстрее. Любой ценой.
Солдаты попадали в пыль мгновенно, лишь на доли секунды замешкавшись, плюхнулись сержанты. Только офицеры так и остались истуканами на дороге. Их-то ударной волной и снесло, кинув с размаху на несколько метров.
Над головой прошелестела раскаленная волна. Кто-то из солдат не выдержал, вскочил и побежал. Пока не нахватался легкими перегретого воздуха и не упал, судорожно забившись.
Не поднимая головы от земли, майор прохрипел:
– В канаву! Ползком! Или ждать!
Ждать долго не пришлось. Через полминуты все повторилось. Снова пронесся над залегшей ротой поток твердого воздуха, и снова окатило жаром.
Майор с трудом поднялся, машинально отряхнув испачканный пылью камуфляж.
– Рота! – Солдаты зашевелились. – Слушай мою команду! – Сорванное горло не давало проорать так, чтобы услышали и те, кого от удара закрыл крутой склон балки, на дне которой располагалась длинная коробка пистолетного тира. Но это не страшно. Можно и повторить.
– Две минуты! Построиться! – надсаживался майор. А рота спешно вскакивала, отряхивалась и становилась в привычное место в строю. Пчелинцев сейчас нарушал все мыслимые и немыслимые параграфы. Нужно было подразделение рассредоточить, по возможности укрыть за складками местности, замаскироваться… Вот только рассчитаны те уставы и инструкции на железобетонных строителей коммунизма, а не на нынешних пацанов, из которых военкоматы бракуют каждого третьего.