Впрочем, новые гости вели себя совсем иначе. Колонна из пяти машин остановилась в километре от КПП. Дальше пошел одинокий «мерин»-кабриолет. Тачка была явно с чужого плеча – женская игрушка. И где только нашли подобное чудо, один розовый цвет чего стоил. Зато крыша откинута, и отлично видно, что гости безоружны и их всего двое. Точнее, один, если не считать шофера.
Остальные приехавшие всеми силами демонстрировали миролюбие. Повыходили из машин и, помахав пустыми руками, сгрудились кучкой метрах в двадцати от крайней.
Метрах в ста от майора розовый «мерс» остановился. Пассажир вылез из салона и, не торопясь, направился к Шмелю.
На вид – под полтинник, сравнительно невысокий, худощавый, ни капли жира, хотя мускулатура особо не выделяется. «Вот и господин Сухой пожаловале. Собственнорыльно», – подумал майор. Сомнений в личности визитера не возникло ни на минуту. Совершенно обычное лицо, короткая цивильная стрижка. Во внешности было что-то располагающее. Поэтому хотелось его заранее пристрелить. На всякий случай.
Подойдя почти вплотную, гость остановился. Оценивающе окинул взглядом майора и протянул руку:
– Если не ошибаюсь, майор Пчелинцев Владимир Глебович! Искренне рад вас видеть! Позвольте представиться: Сухов Валерий Николаевич. В настоящий момент выполняю обязанности мэра того, что осталось от Новосибирска, – и слегка склонил голову в намеке на поклон.
– Не могу сказать, что разделяю вашу радость. Но раз приехали – говорите зачем. – Пчелинцев протянутой руки якобы не заметил.
Сухов, ничуть не смутившись, продолжил:
– Так уж получилось, что в настоящий момент, кроме меня, в городе не осталось ни одного человека, который решился бы взять на себя смелость заняться решением проблем населения.
– И власть. Как бы в награду за смелость.
– И власть, – согласился Сухов, – но обратите внимание, мы берем не только власть, но и соответствующие ей заботы. Никто другой к этому не стремится. Насколько я знаю, вы уже имели несчастье познакомиться с одним из претендентов на власть без забот. Должен принести благодарность от лица города: вы сняли нам очень большую головную боль. Благодаря вам с преступностью в городе практически покончено.
Пчелинцев скептически хмыкнул:
– Владимир Глебович! Я никогда не скрывал своего статуса в постсоветской России. Но какая разница, чем занимался человек в прошлом, после всего произошедшего? – Сухов замолчал на несколько секунд, вглядываясь в невозмутимое лицо Пчелинцева. И продолжил речь, явно заранее заготовленную: – Важно то, что этот человек делает сейчас и что он собирается делать в будущем. В городе сложилась катастрофическая ситуация. Большинство районов уничтожено. Хозяйственные связи рухнули. Экономика в жесточайшем кризисе. Я бы даже сказал, в коллапсе. Без сильной централизованной власти оставшиеся не переживут ближайшей зимы. Вся довоенная верхушка мертва. Кстати, я к этому не имею ни малейшего отношения. А кто имеет – совершенно не в курсе. Может, американцы, может, китайцы. Да хоть казахи – не знаю и знать не желаю. Так или иначе, но они мертвы. Из полиции толком никто не уцелел. По крайней мере, никого в чине старше лейтенанта встретить не довелось. Поверьте, власть над этим огрызком столицы Сибири скорее обуза, чем лакомый кусочек. – Сухов глубоко вздохнул.
– Ну, раз все так плохо, то не могли бы вы объяснить причины своей заинтересованности в получении этого кусочка. И соответственно наше место в ваших планах? – спросил Пчелинцев.
– Как бы вам объяснить, товарищ майор… – задумался Сухов. – Точно! Вы же – десантник, насколько знаю?
– Не без этого, – осторожно согласился Шмель.
– Тогда должны понимать, что не только у ваших войск девиз «Никто, кроме нас!». Видите ли, и частные лица могут применить его к себе. Ведь действительно, если не я, то кто? Не вы же?
Сухов неожиданно подмигнул майору:
– У вас своих проблем хватает. Да и наводил я справки, уж простите. Не тот вы, Владимир Глебович, человек, чтобы пытаться спасти всех.
– А вы, Валерий Николаевич? Тот человек?
У Сухова отлично получалось разводить руками. Совершенно недвусмысленно и именно с тем оттенком.
– К сожалению, тот. Уж простите, видимо, это пережитки советского воспитания. Готов, знаете ли, взгромоздить на плечи неподъемный груз, изображая мифического Атланта.
– Сочувствую, – совершенно равнодушным голосом ответил Пчелинцев. – Вот только я до сих пор не услышал, какое место в ваших планах небодержателя занимает моя бригада? Ну и, соответственно, что вы хотите лично от меня? Раз заявились собственной персоной, да и машинку такую не пожалели по воронкам гробить, значит, чего-то жаждете.
– Честно? Для начала – мне хватило бы не войны. Мир, конечно, крайне желателен, но я прекрасно понимаю, что у вас нет никаких оснований для доверия. Тем не менее хочу попытаться договориться о ненападении. А в дальнейшем о возможном союзе против пришедших извне сил.
– И какие именно силы вы ждете извне?
– Откуда же мне знать! Если это будут представители законной власти или просто вменяемые люди – я готов к диалогу. Но своих бывших товарищей, как и представителей иностранных государств, мне не хотелось бы пускать на территорию области.
– Ладно, придут – посмотрим. Что еще?
– Хотелось, чтобы вы не препятствовали нашим эмиссарам в заключении договоров на поставки продовольствия в город. И в выполнении сторонами этих договоров.
– Слушай, – не выдержал Пчелинцев, – ты бандит или юрист? По-русски говорить можешь?
– Одно другому ни хрена не мешает, – осклабился Сухов. – А фиг ли ты меня в воротах держишь? Мог бы и присесть предложить. Уж об угостить чаем и не говорю. Сразу видно, как ты к гостям относишься, Владимир Глебович.
– Да предыдущие шибко наглые попались. Проблема-то исчерпана, но осадок остался. Сам понимать должен, Валерий Николаевич. Ладно, проходи внутрь. Поговорим по-людски. – Майор чуть в сторону отступил, пропуская гостя. Тот, не оборачиваясь, махнул сопровождающим, что все нормально, мол.
Г. Айни, Таджикистан, отдел милиции
Рахматулло Набиев
Рахматулло Набиев, сержант Айнинского отдела внутренних дел Республики Таджикистан, сидел на месте дежурного, сосредоточив взгляд где-то в районе входной двери. Таджикский сержант пытался решить вечную проблему русских интеллигентов: «Что делать?» Получалось это у таджика так же плохо, как и у русских.
Из всех сотрудников отдела он остался единственным, кто еще являлся на работу. И сомнения в правильности собственного поведения глодали сержанта все сильнее. Власти нет, указаний нет, бандиты наглеют с каждой минутой, противопоставить им совершенно нечего… Может, проще прихватить штатное, а лучше нештатное оружие и сидеть дома? По примеру сослуживцев. Нет никаких гарантий, что, пока он болтается здесь, какие-нибудь отморозки не потрошат его семью.
На улице зарычал и вскоре замолк мотор автомобиля. Хлопнула дверь.
– Ассалам алейкум, Рахматулло-ака!
Сержант опустил поднятый было автомат.
– Ваалейкум ассалам, Бахреддин-ака! Какими судьбами в наши края?
– Да вот езжу, смотрю, думаю, как жизнь строится, что люди делают.
– И что увидел, спасатель?
– Порядка нет, ака! Совсем нет порядка. Каждый бандит хочет беком стать! У вас поспокойнее… Ты на месте…
– На месте, вот только один. И то… Ходили слухи, Ахмет Ахмадов сюда идет. Вот до него и порядок. Думал, отделом остановим, а где он, отдел… Разбежались, шакалы…
– Ахмет не придет, брат. Бек хотел съесть казан плова больше своего желудка.
Сержант заинтересованно посмотрел на спасателя.
– И?
– Сердце не выдержало… А у его джигитов оказались слабые головы…
– Это хорошая новость, ака. Единственная хорошая за последнее время. Но она мало что меняет. Кто-то другой придет. Или наш капитан опомнится. Сам баши быть захочет…
– Что делать думаешь, сержант?
– Не знаю, лейтенант. Просто не знаю. Если бы где-то оставалась власть, уже бы вышли на нас. Вот сижу, думаю…