Окрестности Новосибирска, Центральная база снабжения
Борис Юринов
Сказать, что Борис совсем не умел драться, было бы неправдой. Отец считал, что чем раньше дети смогут постоять за себя, тем лучше. И начинал учить сыновей махать кулаками, как только они вставали на ноги. И в два, и в четыре года любой из младших Юриновых легко мог отбиться от ребят постарше.
Просто Боре было неинтересно. И скучно. Если старший брат, занимавшийся всеми попадавшимися видами спорта, всегда уделял рукопашному бою немалое внимание, то младший совсем не стремился стать хорошим бойцом. Тем более что в текущей жизни применять эту науку не приходилось. Борис всегда умел ладить с людьми. А слава Олега, как бойца, и через девять лет гремела не только по родной школе, но и далеко за пределами микрорайона. Тронуть его брата не решалось даже самое безбашенное хулиганье. Вот и получилось, что последний раз Борис дрался в пять лет. Да и дракой произошедшее назвать сложно было. Подсечка и падение противника. Падая, тот ударился достаточно больно, чтобы расплакаться и убежать.
Шахматисту гораздо важнее поддерживать общий уровень физподготовки, а для этого бег по лесу, лыжи и велосипед подходят куда лучше, чем тренировки на умение держать удар или набивание кулаков. Годам к пятнадцати он уже и сам почти не помнил, что десять лет назад справлялся с ребятами на пару лет старше себя. А если и вспоминал, то с легкой усмешкой и абсолютной уверенностью, что забыты те навыки напрочь.
Оказалось, не совсем так. Отец свою науку вбивал крепко. Когда Андрей начал первую тренировку с хрестоматийной фразы «Посмотрим сначала, что ты умеешь» и лениво попробовал ткнуть кулаком, тело среагировало само. Борис развернулся, уходя с линии атаки, и, присев, провел ту самую подсечку, что и тринадцать лет назад. С почти тем же результатом.
Только Андрей не шлепнулся на землю, словно мешок картошки, а кое-как сумел уйти в кувырок. Ну и плача от него не последовало, как и убегания. Урусов поднялся и с фразой «Ну, ни хрена ж себе!» озадаченно почесал в затылке. После чего стал гонять ученика уже всерьез. Вот тут Борису стало не до ответных ударов и тем более не до атак. Но и его самого сержант толком достать так и не сумел, чем остался очень доволен. Напоследок, устроив прокачку до боли в мышцах, хмыкнул по окончании: «Ну шо! Бывало хуже, но реже!» – и отправил в душ. Напутствовав очередной непонятной фразой про необходимость получать отдохновение телом, душой и физиологией.
Таджикистан, устье реки Пасруд-Дарья
Алексей Верин
Бульдозер Леха обнаружил совершенно случайно. Сидеть в заслоне было невероятно скучно. Даже в паре с Лаймой. Пикировка быстро надоела, анекдоты и байки к середине дня кончились. Попытки оценить силы противника путем подсчета проезжающих по трассе машин быстро провалились: джигиты как оглашенные носились в обе стороны, и никто не мог сказать, сколько раз посчитали каждый «УАЗ» и сколько народу пряталось под тентом очередного «пятьдесят третьего». Вчера вечером докатился грохот не слишком далекого сдвоенного взрыва, после чего даже стрельбы особой не было слышно.
Так что желание отлучиться за камень Леха воспринял как подарок судьбы. Заодно и ноги размять…
Идти пришлось далеко. Верин, пригибаясь на всякий случай, добрался до перегиба, с удовольствием распрямился, разминая мышцы, и замер. Здоровенный агрегат стоял метрах в двухстах от него. Огромная куча щебня надежно закрывала машину так, что увидеть ее с дороги или даже от входа в карьер было невозможно.
Леха подошел поближе. К бульдозерам он с детства испытывал необъяснимую слабость. Пойти по стопам отца-бульдозериста не вышло: у сына оказалось слишком много мозгов, а потому вместо тракторной кабины он попал в московский вуз. Но покататься на отцовом агрегате успел. И всегда мечтал попробовать что-то покруче. Не маленькую фигню на базе «Т-100», а серьезную вещь. Хотя бы «ДЭТ-320». Настоящая мечта обязательно сбудется: «восьмисотку» он признал без труда. Самый мощный бульдозер из всех выпускаемых. Больше ста тонн веса. Восемьсот лошадей… И выглядел новым. Почти. Во всяком случае, ничего не болталось, не торчало и не свисало.
Не залезть в кабину Леха не мог. Бульдозер завелся легко, как будто заждался хозяина. Верин заглушил машину.
– Потап – Лехе.
– Слушаю.
– Я танк нашел.
– Какой танк?
– Бульдозер. «Т-800». В отличном состоянии, на ходу. Заправлен. Можно в лагерь гнать.
– Где нашел?
– В карьере.
– Иду к тебе. Веди.
Потап добрался до места минут за десять. Внимательно осмотрел находку со всех сторон и задумчиво почесал репу.
– И на кой хрен он нам нужен? Орудия на нем нет…
– Во-первых, если противник не хочет или не может уйти с дороги этого агрегата, то, из чего он стреляет, мне по фигу. Отвал из «ДШК» не пробьешь. Пушка нужна. И то не всякая возьмет. А во-вторых, если его в лагерь перегнать, на стройках всяких – незаменимая вещь!
– Сколько он шириной?
– Шесть метров.
– Если я правильно помню, дорога не везде такая широкая.
– Это только пока.
– Что пока?
– Пока по ней эта штука не проехала…
– Ладно, гони его в лагерь. И девушку свою забирай.
– А…
– Нельзя девчонку третьи сутки в грязи держать. Пусть хоть помоется. У нас тут три пулемета стоят да Прынц со снайперкой. И автоматчиков до черта. Вези, вези, Ромео…
Леха перемахнул через перегиб к позиции Лаймы.
– Сударыня, разрешите предложить вам романтическую прогулку при свете луны.
– Это куда? – деловито осведомилась девушка.
– Тут недалеко, до лагеря. Начальство соизволило отпустить нас помыться.
– Звучит заманчиво. Но если ми станем прогуливаться, то душ будет завтра вечером? Есть транспорт?
– Имеется маленький танк, который надо перегнать в лагерь.
– Какой танк? – округлила глаза Лайма. – Это анекдот?
– Хорошо, задам вопрос иначе: ты хочешь прокатиться со мной на самом тяжелом бульдозере Европы? Честное слово, я даже не буду представлять себе, что еду на нем по проспекту Гедимина, или как он там называется?
– Гедиминаса, – терпеливо поправила Лайма. – Ви, русские, все в душе оккупанти! Лишь бы на танке ехать по городу!
Таджикистан, Фанские горы, рудник Чоре
Геннадий Алябьев
Геннадия Аполлинариевича Алябьева, директора рудника Чоре, и в глаза, и за глаза звали исключительно Генкой. Может, из-за невыговариваемого отчества, а может, потому, что на свои сорок он никак не смотрелся. Даже на тридцатник тянул с трудом. Среднего роста, с хорошей спортивной фигурой, молодым, почти детским лицом… В общем, звали Генкой. Но уважали. Работать Генка сам умел и других заставить мог. Начальство ценило и, хотя вечно вешало на безотказного сотрудника самые безнадежные задания, в зарплате безнадежность эту учитывало. Особенно когда выяснялось, что все совсем не так плохо. В целом Алябьев жизнью был доволен.
Но сейчас он проклинал свою жадность и тот день, когда согласился поднять этот чертов рудник. Ну кто ж знал, что случится это ядерное безобразие? Однако случилось. Понятное дело, таджикские рабочие сбежали в первый же день. Так же как и охрана из местных, не то наемников, не то регулярных солдат. Хорошо еще, что Генка своей властью сразу по приезде отобрал у них оружие и запер подальше. Хоть рудник и считается золотым, а красть тут нечего. Тем более пяток вооруженных людей присутствует.
Личной охраной Генка обзавелся больше десяти лет назад, когда наводил порядок на N-ском руднике. Вот там было что брать – крупное самородное месторождение, золото разве что под ногами не валяется. У Куваева в «Территории» очень похоже описано. И брали, хорошо брали, нагибаться не ленились.