— Палыч, ты политинформацию не разводи! — крикнул кто-то из собравшихся. — Что случилось-то?
— Возможно, это война, товарищи!
Люди на секунду умолкли, а потом загомонили, перебивая друг друга. Ольга почти не помнила войну, как не помнила ушедшего на неё и не вернувшегося отца. В памяти осталось только ощущение постоянного голода и холода. И ещё страх — когда их, одних детей, без родителей, вывозили под бомбами по льду из умирающего Ленинграда. Ей было всего шесть, и мать она больше не видела — в эвакуации её приняла в семью тетка, двоюродная сестра отца. Но многие здесь помнили войну отлично, а то и сами успели повоевать. На праздники боевые ордена и медали украшали грудь каждого второго мужчины и многих женщин. Война — это самое страшное слово, которое можно было услышать сегодня.
— Что с материка сообщают?
В «Загорске-12», городе закрытом, бытовало «островное» ощущение жизни, и всё, что за периметром охраны, называли «материком».
— По проводам связи нет, товарищи, эфир тоже молчит. Поэтому первым делом я попрошу наших радистов… Леонид Андреевич, вы здесь?
— Здесь, — откликнулся начальник лаборатории электромагнитных исследований.
— Что у вас с оборудованием?
— У нас, среди прочего, есть всеволновая станция, но питание… Всё, кроме освещения, обесточено.
— Питание вам дадим, согласуйте с электриками, пусть включат силовую.
— А нам, а нам? — загомонили остальные.
— Спокойно, товарищи! Энергия пока в дефиците…
Как бы подтверждая его слова, свет моргнул, погас, и начал медленно разгораться снова.
— На дизель перешли, — сказал Мигель. — Пойду, отключу наружную подсветку и верхние этажи.
Он направился было к коридору, но директор его остановил.
— Мигель, подсветку наоборот включи всю — и фасад, и парадный вход.
— Но солярка…
— Лучше погаси внутреннее освещение, оставь аварийную линию. В городе света нет, пусть видят, что здесь люди, и идут сюда.
— Война, говоришь?.. — тихо спросил Матвеев.
— А что ещё, Игорь? Только вот оружия такого, чтобы Солнце погасло, я до сих пор не видал…
— Зато я видал, — ответил учёный.
— Это где же? Когда? — вскинулся Лебедев.
— А вот сегодня, в лаборатории.
— Ты о чём это?
— Это он, товарищ директор, — раздражённо сказал Воронцов, — на установку нашу намекает. Это всё, Игорь Иванович, ваши ничем не подтверждённые теории.
— Ничем, значит, не подтверждённые… — посмотрел в чёрное окно Матвеев. — Ну-ну.
Воронцов только отмахнулся с досадой.
Ольга отметила, что в отличие от скептически настроенного директора и злящегося Воронцова, Куратор слушал Матвеева очень внимательно.
Горящие половиной ламп люстры вестибюля погасли, на стенах зажглись тусклые светильники аварийной линии. Зато окна засветились отражённым светом наружной подсветки здания.
— Товарищи, нужны добровольцы! — объявил Лебедев громко. — Нужно доставить солярку из институтского гаража к энергетикам.
— Мы сходим! — вперёд неожиданно выступил Куратор, держа за локоть своего протеже Андрея.
Ольга удивилась — он никак не казался ей человеком, готовым добровольно взяться за таскание бочек с топливом.
— Где тут у вас гараж?
— Я покажу, — сказал Иван. — Пойдёмте. Надо только фонари взять в пультовой.
— Я с тобой, — быстро сказала Ольга.
— Дорогая, но… мы быстро, не переживай.
— Прогуляюсь с вами, душно. И вообще… — Ольга сама не была уверена, зачем ей это нужно. Наверное, просто боялась остаться одна, без Ивана.
На улице было не просто темно, как бывает ночью. На улице была кромешная тьма, какой Ольга никогда в жизни не видела. Она обволакивала, давила на психику, пугала и тревожила воображение. Казалось, что кто-то смотрит в спину. Когда повернули за угол, сияние фасадной подсветки Института кануло в ночи. Большие аккумуляторные фонари стали давать резкие ломаные тени, от движения которых девушка вздрагивала.
С ними пошли два молодых техника — Сергей и Василий, мобилизованные по признаку физической силы. Два лихих парня, спортсмены-многоборцы, грудь колесом — но и им было явно не по себе. Они нервно оглядывались по сторонам, а посмотрев в небо, один из них (Ольга так и не поняла, кто Сергей, а кто Василий, они вообще выглядели как братья — в одинаковых серых просторных штанах и белых рубахах) вдруг зашатался и схватился за плечо второго, чтобы не упасть. Девушка подняла глаза, и сама присела на бетонное основание ограды — над ней, там, где полагалось быть небу, было нечто чернее самой тьмы, но при этом как будто состоящее из мириад чёрных, немыслимым образом различимых на чёрном же фоне, точек. И оно неуловимо двигалось. Это было похоже на текущую по низкому небесному своду угольную пыль. И сразу начала ужасно кружиться голова.