Так и есть!
— Он спросил, не останусь ли я с ним на ночь, — ответила Алики.
— И что ты ответила?
— Я сказала — нет, — повторила Алики тем же ровным тоном.
— Великолепно! — сарказм Рет — Ратуса был убийственен.
Для кого–нибудь другого. Но не для Алики!
— Он пожаловался?
— Пожаловался? — переспросил Рет — Ратус. — Ну что ты. Господин Годол был просто удивлен. Господину Годолу никто никогда не говорит «нет», — сказал он четко, чуть ли не по слогам. — И ты должна это запомнить.
— А кто такой этот господин Годол? — наивно полюбопытствовала Алики и даже похлопала ресницами на солнышко. Получилось почти натурально.
— Господин Годол — это господин Годол, — сухо выговорил Рет — Ратус, — и этого тебе должно быть достаточно.
— Хорошо, сударь, — кивнула Алики. Она помедлила, потом спросила: — Значит, мне больше не надо ходить на Ратушную площадь?
— Даже и не надейся, — усмехнулся невидимый Рет — Ратус.
— И… как же теперь? — поинтересовалась Алики.
— А так же, как раньше, — ответил Рет — Ратус. — Можешь не волноваться, на твою невинность господин Годол больше покушаться не будет. Господин Годол, — и это опять звучало как внушение, — никогда не повторяет предложения дважды. И даже если ты передумаешь… а это очень возможно, насколько я знаю жизнь… не вздумай предлагать ему себя сама.
Алики молчала, потупив голову. Как же, дождетесь!..
— Так, с этим вопросом, полагаю, разобрались… — начал было Рет — Ратус.
— Нет! — вскинула Алики голову. — Кому я должна вернуть аметистовый гарнитур — вам или прямо господину Годолу?
Рет — Ратус не принял игры. Ответ его был снова сух и четок:
— Насколько я понимаю, он был подарен тебе без каких–либо предварительных условий. Не вздумай его возвращать. А пуще — не вздумай продавать. Разве что голодной смертью умирать будешь.
— Да что вы меня пугаете! — вскинулась Алики, но ей тут же было сделано «тпру»:
— Никто тебя не пугает. Я просто объясняю… Ладно, теперь следующий вопрос. Тебе это, полагаю, будет более интересно.
Тон, которым это было произнесено, насторожил Алики. Но такого, что сказал Рет — Ратус потом, она просто не могла себе и представить!
— Сейчас у меня здесь, — невидимка Рет — Ратус постучал пальцем по подоконнику, — побывал мастер Каламе. Он просил твоей руки для своего сына Катрея.
Алики подняла голову и опустила челюсть.
— Я, конечно, сказал, что подумаю, но думать тут, в общем–то, не о чем, — ровно продолжил Рет — Ратус. — Можешь считать себя невестой. Сейчас в приемной напишешь прошение об увольнении в запас и отдашь Саиру. До свадьбы можешь жить здесь, так что дату увольнения мы уточним позже. Все, теперь можешь идти, — закончил он, словно поставил точку.
Он наконец переместился и стал видимым. Прошел к столу, сел.
Алики проследила его движения, и когда он открыл какую–то папку и стал читать, она сказала не менее твердо, чем говорил он:
— Я не пойду за него замуж. Я его не люблю.
— Кажется, об этом я тебя не спрашивал, — заметил Рет — Ратус, не поднимая головы.
— Вы не имеете права выдавать или не выдавать меня замуж! — выкрикнула девушка.
— Имею, — сказал он просто. — Я имею на тебя множество прав, о которых ты не подозреваешь. За непослушание я могу подвергнуть тебя телесным наказаниям, здесь, во внутреннем дворе, на виду у всех. Я имею также право повесить тебя там же без суда и следствия, и никто не спросит у меня отчета. Так что спорить со мной не стоит.
— Хорошо, я не спорю, — выдавила из горла Алики. — Но вопросы–то я задавать могу?
— Тебе что–то не ясно? — он поднял наконец глаза.
— Да. Почему я должна выйти замуж за Каламе Катрея?
Рет — Ратус пожал плечами.
— Насколько я знаю, никто другой твоей руки больше не просил. Или у тебя есть иной кандидат?
— Нет.
— Вот видишь, — глаза его снова уставились в бумаги.
Алики покусала губы:
— Хорошо, тогда я задам вопрос так: почему я вообще должна выходить замуж?
— Хороший вопрос, — согласился Рет — Ратус. Он посмотрел на Алики очень серьезно. — Вот тебе на него хороший ответ: потому что мне тебя, дурочку, жалко. Потому что когда ты села в мою карету там, на почтовой станции, я принял на себя обязанность думать о твоем благе. И я накормлю тебя этим благом по самые уши, даже если ты будешь давиться.