Одно и остается — забраться в спальный шкаф и подремывать там, предаваясь мечтам о больших ролях, об успехе, о бенефисах и славе на всю Империю. Да–да, мечты сладкая пища: помечтаешь, так — и об ужине забудешь. Да и стоит ли ужин того, чтобы выбираться ради него из теплого шкафа? Кусок получерствого пирога и кружка еле теплого чая…
Все же Наора поела, запила невкусный пирог чаем. По ее расчетам было уже поздно — в коридоре не слышно шагов и голосов, постояльцы угомонились, не зовут больше слуг, не требуют в номера вина, свечей, угля для каминов. Все укладываются спать, а кое–кто уже посапывает.
Подумав так, Наора накинула на голову и плечи просторную шаль и собралась выйти; самое время прокрасться вниз и попробовать украсть в коридоре бельэтажа свечку; может, там еще не все догорели.
В этот момент в коридоре послышался шум шагов. Они затихли перед дверью, в замочной скважине заворочался ключ. Наора удивилась — шаги не были похожи на отцовские. Еще не сознавая того, что делает, она задула огарок, отступила в сторону; раскрывшаяся дверь закрыла ее от взгляда вошедшего.
Комната осветилась слабым пламенем сальной свечи; вошедший, которого Наора видела со спины, был ей незнаком. Не оборачиваясь, незваный гость закрыл за собой дверь и двинулся к тому спальному шкафу, что находился поближе к окну — в нем обычно спала Наора.
Вот оно что! Не сдержавшись, Наора глубоко вздохнула и стиснула зубы. Гость обернулся на звук, но Наора не дав ему опомниться, выскочила в коридор, захлопнула дверь и почти бессознательным движением повернула в замке все еще остававшийся в скважине ключ.
— Эй, ты! — возмущенно крикнул за дверью гость.
— Не кричите, — громким шепотом ответила Наора. — Вы перебудите всех соседей.
— Но послушай…
Слушать Наора не стала, поспешила прочь, чуть не споткнулась о первую ступеньку лестницы и, нащупывая путь, спустилась вниз. В коридоре бельэтажа еще горели в латунных бра свечи, и слуг никого не было, но теперь свечи Наору не интересовали; она прибавила шагу, спустилась по нескольким ступенькам в прихожую, где за конторкой сбоку от лестницы дремал портье, толкнула от себя тяжелую дверь и выскочила на улицу.
Холодный ветер сразу отрезвил ее. Платье и шаль, пусть даже она и шерстяная, плохая защита от мороза. Можно было, конечно, вернуться в гостиницу, поискать приюта у знакомых, на худой конец в коридоре дождаться, пока незваный гость покинет номер — но все эти мысли, пришли в голову Наоры позже, а в первые минуты она почти бегом кинулась наискосок через площадь к довольно неуклюжему и неуютному даже с виду строению, где в этом городе размещался театр. Она обежала здание, чуть не на ощупь нашла в темном проулочке дверь черного хода, нетерпеливо постучала, но стук показался ей совершенно тихим и неуверенным, тогда она повернулась к двери спиной и стала бить в дверь каблуком.
— Иду–иду, — послышался наконец голос сторожа. — Не сплю я. Кто еще там?
— П-пустите, д-дядя С–сергус–с, — зубы Наоры выбивали дробь. — П–п–пожалуйста…
Сторож наконец отворил дверь, посветил фонарем, посторонился, пропуская девушку в коридор, снова затворил дверь.
— Или случилось что? — спросил он.
— Можно, я пока у вас посижу? — вместо ответа попросила Наора.
Дядюшка Сергус запер дверь на засов.
— Ладно, — без удивления сказал он, поворачиваясь и идя к своей каморке. — Как раз и чайку попьем, погреемся.
Его каморка находилась не более чем в десятке шагов от входной двери и была единственным отапливаемым помещением во всем здании. Здесь стояла железная печурка с трубой, выведенной в окно, которая создавала приятное тепло и уютную атмосферу. Дрова для печурки лежали тут же аккуратной поленницей вдоль стены. У противоположной стены стоял сильно потрепанный жизнью кожаный диван, когда–то роскошный, с золочеными инкрустациями, теперь же истертый и перекошенный; спать на нем все же можно было, и постель дядюшки Сергуса сейчас лежала тут же: цветастая дерюжка вместо простыни, тощая подушка и лоскутное одеяло. У окна стоял стол, в углу — громоздкий гардеробный шкаф; были еще два разномастных стула — вот и вся обстановка.
Наора поспешно подтянула стул к открытой дверце угасающей печки и села, протянув руки к огню; несмотря на это, ей еще какое–то время казалось, что она продолжает замерзать.
Дядюшка Сергус сунул в огонь два полена, взял со стола чайник, потрогал его ладонью и поставил на печку.
Наора блаженствовала у огня.
— Или случилось что? — повторил свой вопрос дяюшка Сергус, чуть отодвигая чайник и ставя рядом с ним сковородку с половиной блинчатого пирога, начиненного кашей, яйцами и грибами.