- Спасибо тебе! - еще раз пробормотала Колосова, стесняясь своих слез.
- Покажи, - Милка отняла книжечку и с любопытством взялась листать.
Юный поэт стал прощаться.
- Я еще зайду, если вы никуда не уедете.
- Да, заходи, - ответила Маша. - Еще раз поздравляю! До встречи.
Закрыв за ним дверь, Колосова проговорила с тихим изумлением:
- Надо же, вот и книга готова. Чудо какое-то...
В другое время она, наверное, пела бы от счастья. Обязательно отметила бы это событие с Толей долгим чтением стихов. Теперь же ни на что не было сил, только все время хотелось плакать.
- Есть повод все-таки выпить, - заключила Милка. - А то на тебе лица нет.
- "На бледном лице виднелись светящиеся глаза", - уныло процитировала Маша, следуя за ней на кухню.
- Ну, рассказывай! - выдохнула Милка, выпив залпом шампанское.
И Маша путано, со слезами выложила все, чем мучилась последние дни.
- Да-а... - протянула подруга после некоторого молчания. Она вновь наполнила бокалы шампанским. - Что тут скажешь? Выпьем.
- Все к одному сейчас! - плакала Маша. - С работы надо, наверное, уходить. Вот предлагал же мне Игорь идти на телевидение.
Она суетливо рылась в соломенной шкатулке, стоящей на подоконнике, пока не нашла визитку.
- Не потеряла!
- Подожди, подожди, - остановила ее Милка. - Какая здесь связь? Ну, гад твой Орлов, не сказал, что женат. А какая связь со школой? Зачем нужно менять работу?
- Я ни на что не гожусь, понимаешь? Игорь ведь ничего мне не обещал, ни разу! Я сама настроила воздушных замков. Придумала и поверила в свою выдумку. Он ведь исчез в последнее время, чтобы не давать мне ложных надежд. Я теперь только это поняла!
- Ну, а школа-то тут причем? - не понимала подруга.
Маша шумно глотнула из бокала.
- Я никакой не педагог. Говоришь им о чести, благородстве, совести, порядочности и что? Помнишь маму Коли Бородина, которая меня преследовала?
- Да, конечно, - ответила Милка.
Колосова рассказала ей об обиде, которую пережила в конце учебного года. Бородина раскопала какой-то закон, где говорится, что оценки в аттестат выставляются с учетом оценок за десятый класс.
- И все бездельники, которые практически не учились второй семестр и едва вышли на тройки, получат в аттестат "отлично". Понимаешь? - горячилась Маша. - Они мне просто в лицо смеются! Причем Бородина не поленилась прийти к директору и помахать перед его лицом этим законом. И мне персонально об этом доложили и намекнули, что будут следить за исполнением закона.
- Ну и ладно, поставь им пятерки, - предложила Милка. - Зачем аттестат им портить?
- Так нечестно же! - по-детски возразила Маша. - Я спрашиваю одного бездельника: "Но ведь это не ваша оценка. Вы это понимаете?" - "Понимаю, - говорит. - Но если есть такой закон, почему бы им не воспользоваться?" Вот и все.
Она громко всхлипнула.
- Понимаешь, им не важно, какой ценой получена эта хорошая оценка. Не заслужили? Не важно. И чему я их научила в итоге? Получается, ничему.
- Слушай, если мы будем на такие мелочи обращать внимание, то тогда точно надо уходить из школы! - возмутилась Милка. - Время сейчас такое, понимаешь? И это не только в школе, повсюду двойная мораль, приспособленчество, эгоизм! А мы им об идеалах самоотверженности, о самопожертвовании во имя любви... Кому это сейчас нужно? Они живут в реальном, а не выдуманном мире.
Маша молча шмыгала носом. В ее голове все смешалось, сердце горело горечью разочарования во всем сразу.
- Зато вон у тебя какой поэт вырос! - потрясла Милка сборником Толи. - Было же ради чего возиться с ним. Вот книжку тебе принес. И красавец такой.
- Красавец, - согласилась Колосова, думая о своем.
- Надо уходить из школы! - решила она вдруг через минуту. - Позвоню этому продюсеру...
Она повертела в руках визитку. Однако мысль, что придется ссылаться на Орлова, почему-то была невыносима.
- Ты думаешь, на телевидении лучше? - возразила Милка. - Да там, наверное, на каждом пробы негде ставить, ты что?
- Но там, может быть, это не так важно? Там другие цели, не связанные с воспитанием детей...
- С оболваниванием народа связаны, - проворчала Милка. - Вот Бородина-то порадуется! Выжила-таки тебя из школы, добилась своего!
- И что я ей сделала, Мил? - недоумевала Колосова. - Ее сын получит заслуженную пятерку, тут я не пойду против совести. Из чего она хлопочет?
- Тебе подгадить хочет, а уж каким способом, ей, наверное, тоже все равно.
Маша сунула в рот очередную шоколадную конфету, не замечая, что уже схомячила полкоробки.
- Все равно не понимаю, зачем тебе уходить из школы, - продолжила Милка.
- Хочется все поменять! - выплеснулась Колосова. - Забыть все. Я не знаю, как мне дальше жить! И не знаю, куда девать целое лето! Что с собой сделать, чтобы выкинуть из памяти Орлова и все с ним связанное!..
Милка сочувственно смотрела на подругу, понимая, что та права. Самое трудное сейчас в ее состоянии - это вынужденное безделье. Только активная работа, которая забирает человека целиком, может помочь Маше.
- Может, в летний лагерь поедешь? Хочешь, я тебя устрою? - предложила она.
- С детьми? Нет, не гожусь я в воспитатели, - категорически отказалась Колосова. Она опьянела изрядно. - Тогда уж лучше телевидение.
- Только ты не пори горячку, - советовала Милка. - Не пиши пока заявление, все равно впереди отпуск. Попробуй, осмотрись...
- Это я могу тебе обещать! - пьяно кивнула Маша.
В заключение они попили чаю, рассуждая о предстоящем отпуске, который Милка намеревалась провести на Азовском море. Однако были у нее мысли на недельку выбраться за границу.
Было поздно, Милка вызвала такси. Перед уходом она посмотрела на подругу сочувственно.
- Ты держись, Маш. Попробуешь с телевидением, позвони мне, расскажи.
Та готовно кивнула. Оставшись одна, Маша вымыла посуду, убрала бутылку в мусорное ведро, начисто протерла стол. Внутри продолжала ныть зияющая пустота. Шампанское только усугубило тоску, обострив все чувства. Что теперь? Встреча с подругой взбодрила, согрела, но не спасла от главного - от одиночества. Милка, исполнив долг дружбы, летела в объятья к любимому мужчине, к сыну. А Колосова осталась одна.
Она свернулась клубочком на диване, убаюкивая боль. "Зря я виню Игоря, ни в чем он не виноват передо мной! Я должна быть ему благодарна за то, что он был. Что подарил мне Суздаль, свое тепло и, мне даже казалось, любовь..."
Чем больше она размышляла, тем яснее ей становилось, что она ошиблась. Любви не было, была обычная привычка Орлова вмешиваться в чужую жизнь, помогать в меру своих представлений. На тот момент, должно быть, не подвернулось что-либо подходящее для его кипучей натуры, сообразное его масштабу, а попалась случайно она, неустроенная, одинокая... Как мужчина и как человек участливый, он попытался скрасить ее жизнь, а когда понял, что Маша влюбилась в него по уши, отстранился, исчез...
- Да-да! Все так! - плакала Маша, не утирая слез. - Какая же я глупая! Напридумывала себе. А он женат, не хотел меня разочаровывать... Он просто неравнодушный человек...
И тут в тишине квартиры раздался оглушительный звонок домофона. Колосова подскочила от неожиданности, машинально взглянула на часы. Первый час ночи, кто бы это мог быть? Снова Толя? Разве что он. Маша нажала кнопку домофона, повернула замок и посмотрела на себя в зеркало. Да, страшна как атомная война. Глаза заплыли, нос и губы распухли. Краше в гроб кладут.
Дверь открылась, и на пороге возник Орлов собственной персоной. Он тотчас закрыл за собой дверь. Маша ахнула. Бровь у Игоря была рассечена и сочилась кровью, глаз распух. При этом Игорь держался за предплечье, и пальцы его тоже были испачканы кровью.
- Боже, что с тобой? - только и смогла выговорить Колосова.
- Так, пустяки, ножевой порез.