У неё чуть отлегло от сердца, ибо "Убийца на понедельник" на него ни малейшего впечатления не произвёл и к ненужным ассоциациям не подтолкнул. Она поспешно убрала книжку в карман и слегка поджала губы:
- Не говорите такого про Монечку. Во-первых, он хороший мальчик, а во-вторых, вы же его совершенно не знаете.
Алексей искренне изумился:
- А чего ещё я про него не знаю?
- Не надо, Алёша, Монечка, он... он такой неприспособленный... И здоровье... Вам не понять...
- Да где уж мне. Так, значит, Софья Марковна его к вам, потому что у вас вроде как две комнатки, а у неё однокомнатная? И не в кухне же на раскладушке ему, неприспособленному, ночевать?
Эсфирь Самуиловна едва не расплакалась:
- Алёша, поймите, он же у меня на глазах вырос. Я его вот таким помню. Он мне как сын...
- О Господи,- вздохнул Снегирёв.- Ну ладно, тётя Фира, пошли.
- Куда?..
- Спать.
Она попыталась отговориться, дескать, у неё в самом деле бессонница, ей здесь очень хорошо и удобно, и вообще, она так решила. Однако спорить с жильцом в некоторых случаях бывало бессмысленно. Он просто поднял её со стула и препроводил в "свою" комнату, на покрытый пледом старый диван.
- А вы как же, Алёша? - шёпотом, чтобы не разбудить Монечку, забеспокоилась она. Снегирёв молча раскатал по полу спальник. Ему было не привыкать.
Утром гость проснулся в одиннадцатом часу, и тётя Фира получила возможность излить на него новую порцию материнской заботы. Вернувшийся с пробежки Снегирёв хорошо слышал, как открывался и закрывался холодильник, как гудела и попискивала микроволновка. Что же касается аромата разогреваемого пирога, то он был способен пройти навылет не то что хилую перегородку - даже и прежнюю капитальную стену.
Снегирёва, впрочем, к совместному завтраку не пригласили. Надо полагать, во избежание демографической катастрофы. Как только за Монечкой закрылась квартирная дверь, тётя Фира, страдая, постучалась к жильцу:
- Алёша, кофейку с пирожком...
Он сидел на подоконнике, раскрыв маленький, ладошку, компьютер, и что-то набирал на миниатюрной клавиатуре. На часах было уже двенадцать, то есть, по мнению большинства обывателей, неприлично поздно для завтрака. Снегирёва, однако, давно перестали обременять предрассудки, в том числе суточный ритм. Ел и спал, когда желание совпадало с возможностями. Он отставил крохотную машину:
- Спасибо, тётя Фира. Забаловали вы меня...
- Алёша, - сказала Эсфирь Самуиловна. - Вы же понимаете. Вы мне тоже как сын.
- Спасибо, тётя Фира, - повторил он очень серьёзно. Её распирали жгучие новости, и она торжественно поделилась с жильцом:
- Вы знаете, Монечка на той неделе снова приедет. Он сказал, что ночью очень замёрз и почти не спал, потому что от окна ужасно сквозило. Так он мне его вымоет, заделает и заклеит. Вы представляете?
- Не представляю, - с набитым ртом проговорил Алексей. - А как же РУКИ?..
С его точки зрения, Монино уютное похрапывание мало соответствовало замерзанию на сквозняке. Но это было его личное мнение, и он оставил его при себе.
- Вы смеётесь, но он действительно учился на скрипача, - вступилась за Софочкиного родственника Эсфирь Самуиловна.- К сожалению, педагог был... как бы это сказать... очень русский... и Монечку скоро отчислили... Ну то есть вы понимаете.
- А то как же,- кивнул Снегирёв.- Антисемиты кругом. На эту тему даже анекдот есть. Советский ещё... Объявили конкурс на должность телеведущего, собрались соискатели, вызывают их по одному... Ну и вот, выходит такой после прослушивания - рожа в бородавках, хромой, косорукий, перекошенный весь и притом страшный заика. "Ну как, приняли?" - "К-к-какое там, в-в-выгнали... П-п-потому что ев-в-врей..." Тётя Фира, а что за бланки там у вас на буфете лежат? Это не Моня забыл?
Она оглянулась, на миг испугавшись, что неприспособленный Моня действительно оставил у неё какие-нибудь важные документы... И вспомнила вторую сногсшибательную новость, которой хотела поделиться с жильцом.
- Это, - с гордостью сообщила она, - типовое заявление. Вы представляете? Монечкина фирма нам, пенсионерам, надомную работу устраивает. Такую выгодную, между прочим, что вы не поверите. Государство отмахивается, а вот нашлись же люди, помогают... Все, конечно, хотят, но я ведь ему тоже вроде родной...
- Тётя Фира, я вас умоляю...- застонал Снегирёв.- Вы не помните, во времена, когда не было ещё никакого бандитизма, а только мелкий промысел, случилось в Питере одно занятное мошенничество?.. Приходили люди, говорили, что они из газовой службы, и просили жильцов для их же блага помочь сделать "контрольный замер". То есть чисто вымыть две молочные бутылочки и оставить на ночь возле плиты - чтобы, значит, газ, если вытекает, туда набирался. А рано утром завязать горлышко бумажкой, надписать номер квартиры и выставить за дверь на площадку. Бутылки, мол, соберут и увезут на анализ. И если всё будет в порядке, то хозяев больше и беспокоить не будут. Народ, конечно, бутылочки выставлял. И, что самое интересное, ни к кому плиту чинить так и не пришли. Молочные бутылки в те времена, помнится, по пятнадцать копеек сдавали... Вам ни о чём это случайно не напоминает?..
Тётя Фира открыла рот, чтобы с жаром опровергнуть его домыслы и доказать, что выгодный проект "ННБ" ничего общего с "мелким промыслом" отнюдь не имел. Однако в это время за стенкой тихонько пискнул компьютер, и Снегирёв, извинившись, вылез из-за стола. Эсфирь Самуиловна проводила его глазами...
Два Александра и третий - Пушкин
В тот вечер, когда Саша Лоскутков вызвал к матери маленького тёзки-Шушуни, Вере Кузнецовой, "скорую", ехать в больницу она отказалась. Обморок, который случился от усталости - так они тогда решили,- скоро прошёл. Саша под причитания Надежды Борисовны перенёс молодую женщину в комнату, на диван, и почти сразу она открыла глаза. К приезду "скорой" она уже могла сидеть и разговаривать.
- Сейчас обмороки у женщин не редкость, - сказал пожилой врач.- Плохое питание, всё детям, себе ничего, у половины - пониженный гемоглобин...
Что-то ему не понравилось в лёгких у Веры, он и предложил больницу.
- Вас в стационаре спокойно посмотрят, а так - сколько времени потеряете на свою поликлинику, - говорил он, выписывая рецепт.
Но Вера, прижав к себе испуганного Шушуню, лишь отрицательно мотала головой.