Мэтр слегка побледнел и исчез.
Привычка - вторая натура, а своим привычкам Пётр Фёдорович не изменял. Первым делом подали маслины, до которых - слаб человек! - он был великий охотник. Пристяжь в общем зале уминала хека по-польски и заглядывалась на девок у стойки:
- Ленчик, гля... во бы этой заразе...
"Повара кастрировать. На перце, гад, экономит..." - Француз как раз дегустировал харчо, когда дверь кабинета совершенно неожиданно отворилась. На пороге стояла дама - очень изящная, лет сорока пяти, в очках... белый верх, тёмный низ, кружевная крахмальная грудка... Было бы в ней что-то от учительницы из провинциальной гимназии... если бы не глаза. О, подобное выражение глаз Петру Фёдоровичу часто доводилось встречать. У оперов, следователей и прокуроров, не берущих на лапу. Так смотрит хищник на жертву. Твердо, немигающе... мысленно облизываясь... Откуда её принесло?
"Да как... как она, сука, мимо пристяжи?.." - Пётр Фёдорович некоторое время держал ложку у рта, потом положил. Обрёл внутреннее равновесие и промокнул губы салфеткой:
- Чему обязан, мадам?..
Он, конечно, узнал Марину Викторовну Пиновскую, которой был обязан одной из своих "ходок".
- Не угостите ли даму кофе?.. Пиновская улыбалась. Сорокину её улыбка совсем не понравилась, и он невежливо оскалился:
- Это всё, чего дама желает? А как насчёт раком?..
- Ну-у, какие мы нетерпеливые...- Марина Викторовна придвинула кресло и без спросу расположилась напротив. - Сделать вам массаж я вообще-то успею. Такой, что и вазелин не понадобится. Только, говоря откровенно, меня это не возбуждает. Поговорим лучше о Скунсе...
- Чего-чего?..- Сорокин немедленно ушёл "в несознанку" (благо практика имелась обширная), но при этом почувствовал, что съеденное ему впрок не пойдет. Даже хуже того - очень скоро покинет подорванный тюрьмами организм. - Вы, милочка, куда обратились-то? В зоопарк?..
- Да ладно вам, Пётр Фёдорович, - Пиновская прищурила глаза и стала похожей на хищную и беспощадную ласку. - Всё вы прекрасно поняли, мой дорогой. Приятно, конечно, что вы так радеете за российскую экологию... В отличие от некоторых засранцев... бывшего директора-распорядителя "Балт-Прогресса" Петрухина, например... упокой, Господи, его многогрешную душу...
- Вам кофе в постель? - несгибаемо оскалился Сорокин. Ему, впрочем, самому показалось, что улыбка вышла вымученной и жалкой. Годы, годы...
- Боюсь, не донесёте, - посетительница поднялась, и он снова увидел, какая осиная у неё талия.- Расплескаете...
"Ах ты..." - Француз уставился ей вслед, а Пиновская тем временем разминулась в дверях кабинета с его давнишним другом Павлом Семёновичем Лютым. Законником по прозвищу Зверь.
- Ка-а-кие люди, - маленькая женщина окинула здоровенного кряжистого сибиряка насмешливым взглядом и испарилась. Лютый проводил её глазами и несколько растерянно почесал в голове:
- Мимо двигал, корешок, смотрю, твоя тачка стоит... Дай, думаю, сообща подхарчусь...
Крякнув, сел к столу, потёр с мороза ладонь о ладонь и, ухмыльнувшись, подмигнул корефану:
- Ишь какие, брат, изенбровки** от тебя выплывают... Я смотрю, не скоро состаришься?
Пиновскую, на своё счастье, он знал только по рассказам дружков, а лично до сего дня не сподобился.
- Изенбровки...- Сорокин вышел из ступора и с внезапным отвращением посмотрел на еду. С Лютым он мог быть до конца откровенным: - Нет, брат... Тут самого, того и гляди, раком поставят...
*Изенбровка - красивая развращённая женщина (жаргон).
Пиновская в былые времена означала стопроцентные неприятности. И с тех пор вряд ли что-нибудь изменилось.
Наташа поднималась по лестнице, по-старушечьи медленно переставляя ноги. Колени и мышцы бёдер отзывались на каждое движение, прося об отдыхе и пощаде. "Все бока мои изрыты, частоколы в рёбра вбиты..." Что, интересно, будет с организмом назавтра?..
Говорят, самураи в таком положении высиживали часами, не смея подняться в присутствии императора. Оттого и разработали целый арсенал приёмов, чтобы драться не вставая, на случай, если набросится агрессивный сосед... не иначе, озверевший от сидения на коленях на голом полу! Наташа почувствовала, что начинает понимать истоки самурайского духа...
Никогда ещё лестница на второй этаж не казалась ей такой длинной. Вот так и вспомнишь притчу о бабушке, которая тридцать ступенек считала за девяносто, ибо на каждую ставила сперва одну ногу, потом другую, потом палку и ещё приговаривала: "Ай, будь ты трижды проклята!.." Наташа мужественно одолела искушение помочь ногам, поднимая их за штанины, и добралась почти до самого верха, когда из приёмной, где стоял их с Аллой компьютер, послышались возбуждённые голоса. То есть сначала это был просто шёпот, доносившийся из-за шкафа; там был закоулок, служивший девушкам для кофепития и подправки косметики. Наташа успела привыкнуть, что Алла время от времени уединялась там с Толиком Громовым по прозвищу Багдадский Вор, и они подолгу шептались. Поэтому она навострила уши только тогда, когда шёпот сделался громче, перешёл в натуральное выяснение отношений и... завершился звонкой пощёчиной...
Наташа сразу забыла о самураях и приросла к лестнице, держась за перила. С одной стороны, "гимнастический" перерыв у неё скоро кончался, пора было трудиться. С другой стороны...
Пока она раздумывала, из-за шкафов вышел Толик. Лицо у него было неживое, застывшее, и одна щека краснее другой. Багдадский Вор медленно двигался к лестнице, прямо на Наташу, но смотрел сквозь и явно не видел её. В левой руке были зажаты две какие-то смятые и порванные бумажки, похоже - билеты. Наверняка престижные и дорогие...
Наташа поспешно отступила с дороги и вспомнила, что Алла, чьим верным рыцарем с самого лета был Толик, последние недели две проводила с ним время всё неохотнее, оказывая предпочтение Игорю Пахомову, его коллеге по группе захвата. Ну вот, дождались. Кризис грянул. Рыцарская верность тоже может, оказывается, надоесть...
Аллу Черновец - красивую, холёную и уверенную в своём совершенстве Наташа, если честно, недолюбливала. И даже не слегка, а как следует. Так что её симпатии были всецело на стороне Багдадского Вора. Но - чем тут поможешь?.. Тем более с ним у неё отношения были тоже подпорчены...
Когда она добралась до приёмной, Алла вышла ей навстречу из-за шкафов с кроссовками и спортивным костюмом в руках. И надо сказать, что костюм был не чета Наташиному самодельному кимоно. Настоящий "адидас", купленный в роскошном фирменном магазине и переливавшийся всеми волнами шелковистого пламени.