— И что король Илген?
— Остался весьма доволен своим новым… как бы это сказать, ваша светлость…
— Не трудись, — резко бросил герцог.
— Слушаюсь, ваша светлость.
— А… его величество Эттон знает?
— Знает, — ответил секретный агент:
— Его величество знает, значит, — тихо проговорил герцог. — Очень… интересно. Очень. Благодарю вас. Это весьма ценные сведения. А сейчас мне нужно спешить.
Герцог вскочил в седло и дал коню шпоры. Секретный агент посмотрел вслед своему стремительно удаляющемуся господину, не спеша влез на собственную лошадь и направился совсем в другую сторону. Он еще не знал, что не получит платы за эту информацию. Никогда.
Маршал Эрдан лез по дворцовой стене.
Нет, не ночью, когда дворец тщательно охраняется, не днем, когда везде полно народа, а вот сейчас, в эти предутренние часы, когда сменяются караульные, когда начинают суетиться проснувшиеся слуги со служанками, когда его величество уже встал, но еще не проснулся… именно сейчас самое время немного побеседовать с вероломным государем. Предложить ему нечто, от чего он нипочем не откажется. И потребовать от него платы, единственной, которая тебе нужна.
И говорить с его величеством нужно лицом к лицу. У такого разговора не может быть свидетелей. Это королю нужно то, что предложит ему маршал, — молчание монарха соседней державы. Клятвенно заверенное молчание. Это королю оно как воздух нужно. Слухи, конечно, все равно просочатся, но одно дело слухи, а другое — официальное обвинение от ирнийского королевского дома. Обвинение в злодеянии такого рода, что ничем, кроме отлучения и проклятия во всех четырех храмах, оно закончиться не может. Его величество небось во сне видит, как бы замять это дело, и наверняка готов на куда большие жертвы, чем с него потребуют. А вот те, кто может случайно оказаться рядом с королем, — дело иное. Мало ли какие у них могут оказаться интересы?
Нет уж. Лучше застать короля одного. В крайнем случае, маршал Эрдан был готов кого–нибудь убить. Он и сам не знал, как далеко простирается это «кого–нибудь». Включает ли оно в себя того, кого он когда–то за шиворот выволок с поля битвы? Включает ли оно самого короля? Маршал искренне надеялся, что ему не придется это проверять. Тем более что оно ничего не решит. Или все–таки решит? Убить короля. Надеть корону. Удержать власть. Защитить. Всех. Нет! Это ж сколько крови прольется! Не одной, так другой. Удержать власть — это ведь и означает лить кровь. И не на войне, а так… Да и не выйдет у него. Если б хоть гвардия под рукой была… Здесь, а не в Ирнии. Нет уж. Этот путь не для него.
Маршал Эрдан лез по дворцовой стене. Это людям кажется, что здесь совершенно не за что уцепиться, что стена идеально гладкая, тогда как на деле…
Вот сейчас он доберется до короля, посмотрит в лживые глаза этого труса… Как же он сразу не догадался? Как проглядел столь очевидное? А ведь все дело именно в этом… Его величество Эттон — самый обыкновенный трус. А все трусы — мерзавцы, это же очевидно. Взамен отваги Запретные дают им низменное коварство.
Как же он был слеп! Все эти годы служить такому ничтожеству и не замечать этого! Недаром, видать, некоторые люди эльфов недалекими считают, потому что нужно быть очень недалеким, чтобы не разглядеть такого мерзавца и труса, как Эттон… Все правда — болваны эльфы, самые настоящие болваны! Наивные восторженные идиоты. А самый первый — маршал Эрдан. Точно.
Ничего. Зато эльфы лазают хорошо. Вот по таким стенам…
Упираемся. Подтягиваемся. И вот вам окошко кабинета его величества. Заходите, господа! Чур, в проходе не толкаться, проходить согласно вассальному рангу… стекла не бить, раму не ломать. Открывать осторожно. Вот так…
Король Эттон устало потер глаза, с отвращением поглядев на чашу подогретого вина с какими–то травами. Эта отрава должна придать ему бодрость? Поморщившись, он все–таки отпил глоток.
«Как бы и в самом деле не отравили…»
— Мерзость, — жалобно пробормотал он, отставляя чашу. — Какая мерзость… Казнить бы того, кто эту дрянь придумал…
Король Эттон не спал уже почти неделю. Лишь на рассвете ему удавалось немного вздремнуть. Он ждал. Ждал того страшного, что должно было вот–вот случиться.
Он не мог спать по ночам и не мог проснуться днем. Так и ходил в каком–то дурмане, где перемешивались сон и явь, где повседневные дела правления путались с приснившимися чужими картинами, а явственным было только одно — незримый грохот копыт. Незримый грохот копыт белого скакуна неотвратимой мести. Его величество жил в страхе, жил, ожидая, когда неостановимый и страшный маршал Эрдан явится по его душу.