разоблачением дурных наклонностей в характере человека, басня и комедия -
близкие родственники. Но детская пьеса, стихотворение для детей - и рядом
едкая сатира, нет ли в этом соединении чего-либо искусственного, противоестественного?
Любовь к детям - оборотная сторона ненависти к злу, к безобразному в
проявлении человеческого характера. Изображая детей, не теряющихся в сложных
жизненных ситуациях, писатель не мог не огорчаться, если детская натура
внезапно ломалась, если детям грозили ложь, беспринципность или коварство.
Жгучая сатира и нежная любовь к ребенку, едкая насмешка и пристальное
внимание к миру детства не раз сливались в творчестве великих художников, среди которых Чарлз Диккенс и Марк Твен, Некрасов и Чехов, Горький и
Маяковский.
Сатирические комедии Михалкова сыграли серьезную роль в борьбе с так
называемой "теорией бесконфликтности". Еще провозглашали, будто бы у нас нет
противоречий, будто бы бороться в пьесах должны не зло и добро, а добро
совершенное с добром несовершенным, лучшее с отличным, а Михалков уже
выступал со своими сатирами, где противоречия реальной действительности были
взяты необычайно крупно, масштабно, всенародно.
Так в начале пятидесятых годов, когда с "теоретических" трибун
говорилось об исчерпанности всех сложных проблем, им была написана комедия
"Раки". А ведь основа самого жанра драматической литературы - серьезный
общественный конфликт.
И теория бесконфликтности и бытовавшая некоторое время мысль о том, что
советская сатира всего лишь продолжает дело Гоголя и Щедрина, тормозили ее
развитие. Памятуя обо всем этом. Михалков, который не мог, как и все
драматурги того времени, совсем освободиться от влияния "теории
бесконфликтности", начал свою комедию "Раки" "от Гоголя", положив в основу
сюжета вариации "Ревизора". Не однажды так бывало в советской драматургии, в
двадцатые годы появилась, например, пьеса Д.Смолина "Товарищ Хлестаков", где
даже и фамилии оставались прежними.
Неожиданно в процессе работы пьеса Михалкова свернула с заранее
заданного пути. Герои вырвались из-под пера драматурга, создав совершенно
новую сатирическую композицию. С первых же страниц пьесы "своим" голосом
заговорил некто Уклейкин, пишущий доклады начальникам, специализирующийся на
составлении различных служебных записок и ведомственных циркуляров.
Начальник Уклейкина - Лопоухов читает эти бумаги со всех трибун, не зная не
только дела, но и самого текста, лишь здесь, на трибуне, постигая не смысл, тут уж не до смысла, а слова, которые написаны в докладе. Во времена Гоголя
не знали такого клейкого Уклейкина, он не попадался на сатирических дорогах, где блуждали Подколесины и Хлестаковы.
Еще не успели высохнуть чернила, которыми писалась комедия, а уже все
повторяли короткие, но выразительные реплики из диалога Уклейкина с
Лопоуховым. Речь идет о докладе, написанном Уклейкиным для Лопоухова. "Это в
том месте, где вы подвергаете критике наш деревообделочный комбинат", -
объясняет Уклейкин Лопоухову.
"Лопоухов (приподняв очки). А я его критикую?
Уклейкин. Обязательно! Вот здесь! (Показывает.)
Лопоухов (прочитав указанное место). А не слишком ли я его, а?
Уклейкин (убежденно). Не слишком...".
Цинически-удивленная реплика Лопоухова: "А я его критикую?" - стала
нарицательной.
Отчего же? Оттого, что точно, кратко, энергично и образно, в нескольких
словах типизировался характер, а это и есть задача истинной драматической
сатиры.
Дальше диалог Лопоухова и Уклейкина развивается, ширится, в него входят
новые обстоятельства, новые приметы быта.
"Цитатки я разбросал по всему тексту! Хорошие подобрал, - воодушевленно
сообщает Уклейкин Лопоухову. - Сверил. Вот, обратите внимание, любопытная
цитатка из "Робинзона Крузое". Просто блеск!..".
Робинзон Крузо, да еще произнесенный как Крузое, и дела
деревообделочного комбината - поистине сатирическое сближение несближаемого.
Отсюда-то и высекается искра комического, которая, раздувая пожар смеха, уничтожает и сам порок. Едким своим остроумием заклеймил Михалков падких на
лесть людей.
Отлично найден им обобщенный образ лести, подхалимажа, сладкой
услужливости в характере проходимца Ленского. Как только кто-нибудь
открывает рот, Ленский моментально угощает собеседника леденцами: "Прошу
вас! "Театральные"! Освежают!" А когда во рту леденец, уже невозможно
бранить человека, говорить что-либо критическое, сами слова невольно
оказываются какими-то сладкими, приторными. Леденцы, подкинутые Ленским, этот как бы сладкий подхалимаж "нужным" людям, делают их добрее.
Пьеса интересна еще и тем, что она по-настоящему смешна. Пусть не
покажется удивительным, что мы специально говорим о смехе, когда речь и так
идет о комедии. Подчас комедии получаются уныло-назидательными, философски-разъяснительными. На самом же деле комедия не может воспитывать, не развлекая, не веселя, не смеша до упаду.
Поэтому-то Михалков прав, считая, что комедия - это значит смешно, что
комическое должно быть заложено не в одном лишь сюжете, а в каждой реплике
действующих лиц. Следуя заветам Гоголя, что гораздо важнее, нежели повторять
Гоголя, Михалков упорно искал и находил для своих персонажей острые, точные, афористичные реплики.
Одна из центральных сатирических пьес Михалкова - комедия "Памятник
себе". Написанная в конце пятидесятых годов, пьеса эта, поставленная на
сцене Театра сатиры, активно участвовала в возрождении боевой конфликтной
основы советской драматургии, чуть было потесненной "теорией
бесконфликтности". Это, быть может, самая гиперболическая, самая
"маяковская" из пьес Михалкова. Здесь все правда и все вымысел, все реализм
и все "фантастический реализм", по меткому слову Достоевского, понимавшего
под "фантастическим реализмом" сгущение быта до символа во имя более
глубокого постижения быта.
Обычный советский служащий Кирилл Спиридонович Почесухин попадает в
невероятную историю. Окруженный подхалимами, он желает получить для себя
памятник на городском кладбище, памятник, уже поставленный когда-то некоему
купцу. Купцу изобрели в виде памятника мраморное кресло, подхалимы
подсказывают Почесухину "светлую мысль" - сделать это мраморное кресло
памятником себе, тем более что купеческого покойника также звали
Почесухиным. На могиле надо будет подчистить лишь даты жизни и смерти купца
и вместо них поставить даты жизни и смерти гражданина Почесухина, когда он
распрощается с миром. Памятник будет ждать его, памятник при жизни, воздвигнутый себе. Вот как рассказывает об этом очередной подхалим, объясняя, почему именно кресло должно стать памятником для Почесухина:
"Сколько часов в день вы в этом кресле просиживаете, Кирилл Спиридонович?
Это же ваше рабочее место! И его мраморная копия на месте, извините, вашего
будущего захоронения будет, так сказать, напоминать нашей общественности о
том кресле, которое вы оставили здесь! В служебном помещении! В идейном
смысле вполне подходящий символ: мебель!"
Почесухин, увлеченный "светлой мыслью" подхалима, обещает
посоветоваться с женой и едет взглянуть на памятник. Дальше действие
разворачивается на кладбище. "Почесухин, прислонившись спиной к памятнику, мечтательно задумывается. Его клонит ко сну. Он засыпает. И снится ему...
будто он находится в дореволюционной ресторации, в обществе купца первой