Заказал разговор в номер гостиницы... Сомов же приехал сюда прямо с
аэродрома? Как странно...
Занавес
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Кабинет врача в клинической больнице. Чисто. Светло.
Шубина и Сомов продолжают разговор. Шубина, в белом
халате и белой врачебной шапочке, сидит за столом. Сомов
сидит на краю медицинской кушетки. Белый халат он
накинул на плечи.
Татьяна Леонидовна (после паузы). Мне всегда его не хватало, я всегда
его ждала, я всегда чувствовала себя одинокой... Ему мешала моя любовь... Он
хотел жить так: нужна я ему - он со мной, не нужна - он ушел или уехал.
Когда я ему говорила, что это несправедливо, он отвечал: "Мир так устроен.
Мужчина должен быть свободным". Он шутил, но он действительно так жил... Я
пыталась бороться с этим, пыталась стать необходимой ему... Я нашла свой
путь... С головой ушла в работу, в науку. Но как мне надо было себя
переделать! Ведь дом оставался домом. Я старалась быть сдержанной, но часто
за моей сдержанностью, за внешним спокойствием бушевали такие горькие, такие
тяжелые мысли. И такие несбывшиеся мечты и желания, что приходилось уходить
из дому, и часами бродить по бульварам, и обуздывать себя, и возвращаться
домой укрощенной. Все на время опять становилось на свои места: он был
спокоен, казался счастливым, обнимал меня и летел куда-то дальше.
Сомов. Вы со мной очень откровенны.
Татьяна Леонидовна. Да. Очень. А почему бы нет? Разве мы первый год
знакомы?
Сомов. А любил ли он вас, дорогая Татьяна Леонидовна?
Татьяна Леонидовна (не сразу). Любил. Но он стремился к тому, чтобы его
не связывали любовью. Путы супружества ему мешали. Да это не самое главное.
Я приноравливалась. А он не пытался жить моей жизнью, и не старался, и не
пробовал интересоваться чем-то моим, перешагнуть какой-то барьер... Да!
Шубин, такой, какой он есть, - очень цельная натура! Добрый, милый, обаятельный, увлекающийся, талантливый. Шубин привык жить легко. Но эта
привычка мешает ему видеть, что делается вокруг. Даже в соседней комнате. Я
не хочу говорить сейчас, что он-де плохой, а я-де хорошая. У меня, вероятно, тоже немало своих недостатков.
Стук в дверь. В комнату заглядывает медсестра.
Медсестра. Татьяна Леонидовна! Разрешите? Здесь пришли...
Татьяна Леонидовна. Что такое?
Медсестра. Пришли к военному, которого вы прошлой ночью оперировали.
Пропустить? Очень настаивают.
Татьяна Леонидовна. А как он себя чувствует?
Медсестра. Состояние удовлетворительное. Температура тридцать семь и
пять.
Татьяна Леонидовна. Кто пришел?
Медсестра (пожав плечами). Молодая женщина.
Татьяна Леонидовна (подумав). Пусть пройдет. Только ненадолго.
Предупредите: пятнадцать минут! И проследите сами, чтобы не дольше. Что еще?
Медсестра. Больному Файзулаеву сегодня снимают швы. Можно без вас?
Татьяна Леонидовна. Нет, нет. Я сама. (Смотрит на часы.) Готовьте!
Медсестра уходит.
(Помолчав.) Часто думалось мне: вот он приходит и говорит: "Мне твоя любовь
не нужна. Я люблю другую женщину!" Как бы я поступила? И я решила: в два
счета скручу всю свою любовь и выброшу из сердца! Однажды он пришел
откуда-то и сказал мне: "Я люблю другую женщину". Он не сказал мне: "Твоя
любовь мне не нужна", но он, прямо и честно глядя мне в глаза, сказал: "Я
люблю другую женщину". Полгода мы мучились, а потом все-таки разошлись. Это
было нелегко. Особенно тяжко было детям. Они любят его.
Сомов. А вы?
Татьяна Леонидовна. Нет. Теперь уже нет. Я сейчас перед вами, дорогой
друг, не покинутая, не оставленная женщина, а живая и уверенная, с буйством
душевным, с желанием нового, со страстным желанием жить! Иные мне говорят:
"Молодость-то прошла!" Ну и что? А вот приближения старости я не чувствую!
Многие мои подруги состарились и в тридцать лет, а я не готова. Не могу! Не
хочу!
В кабинет входит больничная няня. В руках у нее поднос,
на нем стакан чаю и блюдце с бутербродами. Она ставит
все на стол.
Няня. Кушай, Татьяна Леонидовна! Я нынче бутербродики с твоей, с
докторской колбаской взяла. А бубликов не было. Кушай! Время!
(Приглядывается к Сомову.)
Татьяна Леонидовна. Благодарю, нянечка! (Сомову.) Хотите чаю?
Сомов. Нет, спасибо! Я совсем недавно завтракал.
Няня выходит.
Вам можно позавидовать. Простите, я не то хотел сказать...
Татьяна Леонидовна. Нет, нет! Вы именно так хотели сказать. И вы не
ошиблись. Пожалуй, мне действительно можно позавидовать! Я люблю жизнь, и я
научилась ценить ее. Может быть, моя профессия помогла мне в этом. Очень
часто после трудной операции, особенно сердца, я думаю о законах бытия и вот
совсем, ну ни капельки не боюсь смерти, по-новому начинаю относиться к
жизни. Я наслаждаюсь ею! Духовно! Физически! Всем существом! Этой весной я
была на Кавказе. И там я впитывала каждую минуту жизни. Бродила под южным
солнцем, и каждый камешек мне был дорог, и я была счастлива тем, что есть
дивный лапах кипарисового дерева, и запах только что выпеченного хлеба, и
ночью в небе Большая Медведица, и в праздник над сельской парикмахерской, откуда тянет дешевым одеколоном, - красный флаг. Как хорошо! Хочется все
запомнить, на все наглядеться, ничего не пропустить! И никого я не жду, а
скучаю только по детям. Их мне не хватает. Не дождусь того часа, когда снова
их увижу... И все это называется совсем просто: жить!..
Сомов. Да вы, Татьяна Леонидовна, поэт!
Татьяна Леонидовна (весело). Стихов не пишу, но люблю и стихи!
Сомов. А прозу?
Татьяна Леонидовна. Люблю и прозу. Хорошую, конечно.
Сомов (замявшись). Трудно, очень трудно писать хорошую прозу...
Стук в дверь. В кабинет заглядывает медсестра.
Медсестра. Татьяна Леонидовна! Файзулаев в перевязочной.
Татьяна Леонидовна. Хорошо. Сейчас.
Сомов (поднимается). Я тоже, пожалуй, пойду. Мне пора, Татьяна
Леонидовна.
Татьяна Леонидовна. Не буду вас задерживать, Арсений Тимофеевич.
Спасибо, что зашли. Будет время - звоните, заходите ко мне домой. Очень буду
рада... Вот так и живем! (Делает неопределенный жест руками.) Здесь - моя
стихия!
Сомов, пропустив вперед Шубину, выходит за ней из
кабинета. Сцена некоторое время пуста, затем входит
Марина в сопровождении няни.
Няня. Вы посидите здесь, обождите. Доктор сейчас на перевязке занята.
Как освободится, так сюда зайдет. Вы обождите!
Марина. Спасибо, нянечка. Это вы мне сегодня звонили?
Няня. А то кто же? Нынче утром, как заступила, зашла в палату больных
навестить, гляжу - новенький возле окна лежит! Что такое, спрашиваю? С чем
пожаловали? Какой такой диагноз? А он говорит: "Меня, нянечка, уже того, вскрыли, можно сказать!" И сразу ко мне с одолжением: дает номер телефона.
"Обязательно, нянечка, дозвонитесь по этому номеру, обрисуйте мое больное
положение и попросите, чтобы зашли, попроведали". Вот вы и повидались...
Теперь дело на поправку пойдет!..
Марина. Большое вам спасибо, нянечка, за вашу заботу.
Няня. А вы кем же ему доводитесь?
Марина. Так... знакомая...
Няня (разочарованно). Знакомая? Ну что ж... Это ничего... А человек,
видать, хороший... Милый такой человек... Гуманный...
Марина. Да. Он очень хороший человек.
Няня. Вежливый такой военный. Большая от него симпатия... За него
теперь не беспокойтесь. Врачи у нас хорошие, на всех фронтах побывали. А уж
лечащий врач ему выпал - золото! Одно слово: лечащий! Ко всякому больному у
нее свой подход есть, да такой ласковый, серьезный и строгий... Уж как
больной свою операцию с трепетом предвкушает, а час пробьет - на