- - - - -
Риттс внимал советам сведущих людей, а сам изнывал от нетерпения встретиться с нечистью вновь. Он видел, что товарищи поверхностно воспринимают столь важные для них наставления, точно недооценивая остроту ситуации. Ветер продолжал колыхать его рубаху со шнурованным воротом, выданную в качестве форменной, и Риттс был доволен хотя бы тому, что цветом одежда смотрителей перенимала оттенок травы, пшеничной и светлой, как и вся степь с её живностью. Издали всякий солдат в такой форме становился здесь невидим, неразличим. По той же причине на полевых кителях ордена не было пуговиц – только крючки, застёгиваемые под линией канта – чтобы не выдавали предательским блеском тех, кто носил их. В какой-то момент стало прохладнее, и Риттс поискал взглядом собственный китель, найдя его около булыжников, возле костра. «Должно быть, нагрелся».
— Мы выстрелим раз, может два… но увлекаться не будем, — говорил Рофастон Бирт. — Чернороги неимоверно быстры, и главное в схватке с этими тварями – вовремя увернуться и рубануть саблей. — Офицер какое-то время пытался не обращать внимание на всё возрастающий ветер степи, склоняющий к буре. — Другое дело, если объявятся черти – те, что с копытами вместо ног. Но я думаю – вряд ли. Нет, не сейчас.
— Они-то мне и нужны, — сказал Риттс, но растущий вокруг лагеря шум уже не позволил расслышать его. Меж тем, день был пыльный и яркий, полный чарующей непредсказуемости. Карлот Дэзер, отходивший наблюдать за местностью, согнулся к Рофастону Бирту и, спокойно, беззвучно промолвил: «всё. Началось». Риттс прочёл сказанное по губам офицера.
Очередной порыв ветра вторгся в лагерь смотрителей сильнее и злее всех предыдущих. Костёр был задут, треуголки офицеров бесцеремонно попадали.
— Скорее, в шатёр, за клинками, — громко скомандовал Бирт. Но в следующий миг шатёр улетел, без усилия сорванный смеющейся бурей, и сабли отряда, до этого сложенные кучей, сами полетели в их сторону. Хорошо, что кривые клинки были в ножнах!
Риттс обнажил плашмя ударившую в него саблю, и ветер надрывно увлёк из его левой руки портупею. Назад пути нет. Противник всё ближе.
— Какого лешего? — проронил Вальт, бывший пьяница, гоняясь за улетающей от него саблей. Но вот он поймал её, сжал в кулаке рукоять.
Рофастон хаотично осматривался, расставив широко ноги и разведя руки, отнюдь не уверенный, сможет ли долго простоять на земле. Клинок он словил сапогом, затем, кое-как, поднял остриём к небу. Карлот Дэзер шатался по лагерю безоружный и чуть не свалился на гаснущие угли, тогда как другие куда-то пропали. Голова Риттса закружилась, как и, внезапно, весь мир вокруг.
— Алан! — вскричал Рофастон Бирт, обращаясь к незаконнорождённому, крепко прильнувшему к дёрну новобранцу, лежавшему где-то поблизости Риттса. — Седлай жеребца и скачи быстро в крепость, сынок. Дай знать постовым! — Офицер звучал громко и ясно, но буря орала сильнее. — Видишь, оттуда, к нам идёт ураган. Колдовской, не иначе!
— Отец приказал мне в первых рядах!.. — воспротивился парень, пытаясь подняться под натиском ветра.
Рофастон Бирт зарычал.
— Скачи, я сказал! Приказ! Выполнять!
Алан умчался, то и дело спотыкаясь и падая, но бедные лошади так помешались от животного страха, что убегали не прочь, но по направлению к тому самому подступавшему вихрю размером с башню Зеницы. Риттс попытался настроиться на ритмы ветров, и равновесие, потихоньку, возвращалось к нему, чего нельзя было сказать о других. Вальт падал, катился, вставал и шатался, не выпуская оружие по воле инстинктов, а Карлот был свален на землю котлом, поразившим его на ветру прямо в лоб. Кровоточа и злясь, большой человек закричал и поднялся в неистовстве предков, хранившемся в его крови; подобно берсерку, он разорвал на себе ткань мундира, требуя потустороннего зверя выйти к нему и не мешкать с атакой.
Вдруг, ко всеобщему ужасу, земля зарокотала под кучкой смотрителей и не иначе как загремела, потому что безучастное небо оставалось просторным и ясным. «Это не гром, это землетрясение», — понял степняк, чувствуя, как земля уезжает у него из-под ног. Он стал танцевать на ней пляску спасения, горизонт закрутился у него пред глазами, а невидимый зверь всё гремел из-под самой преисподней степи, встречая угрюмым, бессвязным приветствием засвистевший вблизи ураган. У основания природной стихии, как обрывками виделось Риттсу, закружились в воздухе лошади, а с ними и Алан: вихрь увлёк его внутрь себя.
Риттс, Офицер Бирт, Карлот, и наконец – Рэндал, обнаружившийся как из ниоткуда, убежали из лагеря на тот самый холм, с которого, не долее часа назад, на их стоянку взирал красный волк. Тряска и землетрясение остались внизу, на месте брошенного лагеря, который был пожран вскоре землёй. Отряд был вооружён саблями; все, кроме Карлота Дэзера, но тому посчастливилось попасть на заряженную винтовку, с выступающим, под дулом, штыком: он сжимал её с яростью. На холме, через пару секунд, появился и Вальт, с открытыми широко глазками и нервным намерением драться. Два офицера и три новобранца невольно образовали свободную шеренгу; к смотрителям, резво и настойчиво, подступал ураган.
Ещё мгновение ровного шума и воздух был отравлен звучанием низменно дразнящего, женского голоса, огласившего степь громче бури и вихря: «кое-кто здесь хочет по-и-грать!» — услышали воины раскаты ведьмачего грома. Рэндал тотчас рухнул на землю и больше не двигался. Остальных всего-то затрясло.
Пыльный серый вихрь в это время родил трёх антилоп; быстрые, злые, со смолистыми зёрнами глаз и лихими рогами, мчались они на смотрителей. За ними выскакивало десяток других.
— Чернороги, — констатировал Рофастон. — Отряд – расступись!
Офицеры Дэзер и Бирт стали в центре шеренги на расстоянии в сажень, Риттс и Вальт, незамедлительно исполняя команду, заняли позиции слева и справа от них шагах в десяти.
Первая из самых быстрых гончих погибели была пронзена штыком Карлота, когда он, с невиданной ловкостью тучного тела, увернулся и ударил антилопу по брюху. Она превратилась в бездыханную тушу, брызнув бордовой струёй на траву. Вальт попытался зарубить ту, что подбегала к нему, но тварь увернулась и молниеносно помчалась в тыл, собираясь сразить одного из них в спину. Обеспокоенный Вальт успел крикнуть «сзади», как вдруг, развернувшись кругом с обнажённым клинком, Рофастон сразил хитроумную бестию за секунду до её нападения на его незащищённую палубу. Внимательность и целостность тактики превозносились смотрителями по веским, практичным причинам. Третий чернорог в эти мгновения бежал испробовать Риттса, и степняк удивился проворности злобно глядящей на него антилопы. В последний возможный момент он увернулся, но, когда, в ту же секунду, вознёс саблю вверх, антилопа уже возвращалась к нему новым забегом, готовая распотрошить его парой рогов. Степняк резко присел, и, в тот самый миг, когда серо-шёрстная бестия перепрыгивала через него, поднялся под ней и ударил её головой в грудь, отчего тварь, на секунду подлетев, рухнула наземь и захрипела, когда в её шею проникло холодное лезвие Риттса. Остальные чернороги, подоспевшие позже, закружили вокруг испытуемых, образуя живую ограду.
— Вставай же, слабак, — закричал Бирт на Рэндала, лежавшего неподвижно и окончательно. — Поднимайся, коль честь дорога!
Голос командира отдавался трагическим эхом.
- - - - -
Алан полетел; ещё мгновение назад он самоотверженно преследовал одну из лошадей, но, когда увидел и почувствовал, что под ногами отсутствует твердь, поспешил тотчас проститься со своей земной жизнью.
Несмотря на это, телесный опыт новобранца пока не прекращался, напротив, уносивший его вихрь дарил ему тот набор ощущений, который испытывается всего один раз. Подобно враждебной, неосязаемой карусели, ураган вращал Алана кругами, подымая всё выше. И в размытой, загрязнённой действительности, проникавшей с неистовым шумом в его естество, он стал зерном одуванчика, обречённым, раньше или позже, на приземление. Голова и тело кружились, как никогда, побуждая рассудок отслаиваться от души, и последние мысли давались с невыразимым трудом, хаотичные и торжественные.