Новобранцы, не прошедшие посвящение, в рядах авангарда не присутствовали. Каждый из передовых уже хотя бы единожды рисковал жизнью и понимал, чего опасаться во время брани со скотоложцами. Недурно они усвоили и то, как их разить. Для некоторых приграничников Зеница была единственным домом.
— … и крепостной сруб вокруг наших башен я складывал лично, и брёвна носил, одно за другим! — хвастался один из бывалых пехотинцев, вертя головой на ходу то в лево, то в право.
— И лес привезённый ты заготавливал, и деревья садил тоже ты! — улыбнулся ему командир.
В нескольких рядах пролился смех… Офицер быстро вернул дисциплину в свой взвод замечанием. Пешие смотрители замолкли и продолжили слушать собственный марш.
Следом за авангардом шёл молодой состав ордена, ещё толком не видавший степного врага. В этих формированиях никто не шутил. Мужчины и юноши носили на лицах маски серьёзности, затронутой едва уловимой печалью. Многие ждали планового увольнения, наступившего бы через несколько дней, если б не весть об орде. Отдельные смотрители страстно заклинали фортуну, обещая в обмен на её снисхождение свою твёрдую руку в дальнейшем. На заманчивые предложения, звучавшие в отчаянных сердцах, слетались различные сущности, готовые предложить сделки.
«Твоя плоть… Ты готов поделиться телесным сосудом, когда всё закончится?» — Извилистый голос шептал новобранцу на ухо, стремясь получить окончательное разрешение от его трусливой души. — «Поделюсь, поделюсь!» — соглашался юнец, в то время как более стойкие сослуживцы поглядывали на него с подозрением. — «Тогда будешь цел!» — обещал бестельный ростовщик.
Однако слабых духом в рядах ордена было немного. И к их числу точно не относилась ударная конница, возглавлявшая колонну. Всадники вели лошадей крайне сосредоточенно, особенно передние ряды эскадрона. Пики в руках у мужей двигались наготове, словно конники грозили незримому недругу. Остальные готовились исполнить долг саблей либо штыком на винтовке – тут уж кому как хотелось.
Птица – и та улетает. — Ротмистр провёл взглядом серебрянокрылую стаю, искавшую более благополучные земли.
Что касается конницы лёгкой, она поделилась на звенья из пяти-шести всадников и прочёсывала округу, служа войску своеобразным радаром. Разъезды разведчиков то отдалялись от колонны на допустимое расстояние, то возвращались, чтобы докладывать об увиденном ставке.
Ласток Осби, всё ещё выполняющий обязанности адъютанта главы, остановил жеребца на возвышенности, подле которой, буквально, разверзлась земля. Скорее всего, это случилось в связи с недавним землетрясением, пришёл к выводу Ласток. Громадные чёрные щели, что пасти, по-прежнему выглядели угрожающими, хотя и молчали, застыв. «Но, Рокоток». — Он погладил жеребца по холке, и вороной товарищ успокоился.
Адъютант достал из левого кармана подзорную трубку и приложил к глазу. «Что у нас там?»
Вот пара-тройка гиен догрызает окровавленного быка, показавшего рёбра. Затем, уже в другом месте, увеличительное стекло приближает высокого волка, который, завидев беспечного грызуна, осторожно подходит к нему сзади. Ласток не стал любопытствовать, чем всё закончится. Он и так знал. Убрав монокуляр от лица, юный смотритель обратился к начальнику разведки.
— Крупная дичь ведёт себя храбро. Ни кони её не пугают, ни люди.
— Чуют, что мы сами здесь не в безопасности. Только и ждут нашего поражения.
— Гляди в оба, разведчик.
Тот кивнул, и Осби умчался к основным силам.
В хвосте колонны, за обозом и узниками, двигался тем временем отряд Ричарда Фэстхорса. Живописец расспрашивал конного офицера обо всём, что представлялось хоть сколько-то важным, и вопросов набралось немало. Риттс ехал с ним рядом, раздражаясь болтовнёй покровителя, однако терпел.
— Так мы победим?
— Победим, господин Фэстхорс-младший, — учтиво отвечал офицер. — Куда же мы денемся.
— И прольём много крови?
— Увидим.
Ричард изрядно переживал, ведя Добряка в передней шеренге, и все это чувствовали. Обеспокоенность знатного юноши выливалась в его многословность.
— Слушай, Риттс, — повернулся он к другу, — а чистокровники – это кто?
Волна материнского крика, застывшего в памяти, с новой болью накатилась на степняка, и смуглое лицо его исказилось гримасой.
— Ублюдки это невиданные! — заголосил в ответ Риттс, так что всадники встрепенулись, но возразить было некому.
— Не спорю, — виновато подал голос Ричард, — но как они выглядят, черти б их драли?
— Как черти и выглядят. Скоро свидимся с ними, — защёлкал скулами Риттс, — уж тогда потанцуем...
Всадники ненадолго замолчали, и только топот копыт да хрип лошадей аккомпанировали словесной тишине.
— Ну а всё-таки, — совсем уже тихо настаивал Ричард, пытаясь выведать знания у членов отряда и не свести с ума Риттса. — Расскажите подробнее. Я ведь недавно в степи, зато среди сведущих воинов.
— Вообще, — соизволил вернуться в разговор офицер, — чистокровник – это двуногий олень. В нём больше животного, нежели человеческого. — Смотритель приложился к фляге, сполоснул рот спиртным и глотнул. — А вот полукровки звериных племён, в свою очередь, отдалённо похожи на нас. Каким бы отвратным и не был сей факт.
Когда они с отрядом выезжали из крепости, Ричарда догнал караульный, обыскивавший его вчерашним днём. Мужчина долго извинялся, выпучив глаза и поджавши шею в плечи, после чего вернул юноше револьвер. Так что дела шли неплохо. В барабан он зарядил семь патронов, довольный тому, что уделил урокам по стрельбе хоть какое-то время, а также имел при себе с два десятка боеприпасов в подсумке на поясе. Только ведь рога госпожа повелела срубить… С каких пор он зовёт её так? Ричард встряхнулся.
Остальное оружие висело на боку жеребца, однако применять его желания не было. К револьверу он привык, а вот на саблю и карабин полагался в последнюю очередь. Находился в его распоряжении и степняк с пресловутым ножом, которому юноша повелел не отходить ни на шаг. С расстояния, Ричард ещё может убить парочку нелюдей, однако близкое столкновение на себя берёт Риттс. Впрочем, движутся они аж у обоза, в самом тылу, поэтому без личной инициативы о схватке с врагом можно было забыть. Юноша не хотел пускать это на самотёк, но и не был уверен, хватит ли ему храбрости помчаться в пучину сражения. Тем более, когда поступать так необязательно.
Военная ставка двигалась по полю, к руфиссе от войска. Полтора десятка всадников шли по злосчастной траве, выстроившись двумя шеренгами, за которыми, на конной тяге, следовала артиллерия. Кордис Фэстхорс, ехавший в треуголке и шинели, восседал на своём Пламеносце, держа поводья в правой руке. Левой он поглаживал ножны. Справа от него – невысокий и тощий генерал Обек. Слева – друг по оружию, Франс Мариола, в длинном форменном фраке тёмной материи. Сакроягерь по-прежнему управлял Грацией – бледной лошадью из преисподней. Следом за ним – высокий и тучный командир артиллерии, Карлот Дэзер. Кроме них – адъютанты, выполнявшие роль вестовых, и пара горнистов. Двое всадников впереди возвышали штандарты; противоядного змея из серебра, олицетворявшего чистоту, и сверкавшего золотом гарцующего жеребца, который представлял гнев и доблесть. Благородные металлы под сенью светил мерцали на многие вёрсты.
— Хороша жизнь… — прищурился генерал Фэстхорс, наблюдая справа, вдали, движущуюся колонну смотрителей. Войско само растянулось на пыльной дороге подобно змее, уходя хвостом до Зеницы и вытягивая голову к опорному пункту. На горизонте, смыкавшем равнину с океаном небес, наконец-то показались смотровые вышки. Деревянные постройки стояли на приличном расстоянии одна от другой и поднимались весьма высоко. Под ними смотрители заблаговременно выкосили всю траву, так что лучшего места для битвы в степи не нашлось бы.