Пошёл дождь, превратившийся в ливень. А кровавое дело только усугублялось.
Ласток обратил внимание на возросший ветер, зачесавший его чёлку набок, и отвёл глаз от оптики: колдовские ураганы подошли совсем близко.
— Вы! Жестокий народец! — заистерил голос одной из пастушек. Тёмные жрицы звериных племён хорошо владели человеческой речью, в отличии от рогачей. Звучали они как всегда мерзко, пронзительно и высоко.
— Вы! Ваши охотники, убивающие беззащитных созданий! Все они сдохнут!
— Ваши фермеры, держащие в загонах безобидных зверей! Мы разорвём их!
— Плачьте, смотрители! Опухоль степи! — не унимались падшие бестии.
— Мы уничтожим ваш род! — пообещал громкий сонм.
У обоза, где стоял отряд Ричарда, тоже услышали поганых отродий.
— Что это за бесы там завывают?! — вопросил живописец.
— Пастушки орут, — ответил конный офицер. Всадники убили пару антилоп, прорвавшихся единицами в тыл, а в остальном, разъезжали туда-сюда вдоль повозок.
— Всё, с меня хватит! — закричал Ричард Фэстхорс. — Мы от скуки здесь вымрем. Там же история! Хоть легенды слагай! — Он с надеждой оглядел подопечных. — Давайте подъедем к артиллерии на холме, чтобы хоть что-то увидеть!
— А обоз на кого мы оставим? — запротестовал офицер. — Здесь врачи, сакрохьюторы, сёстры!..
— Оставайтесь, офицер. Я же возьму половину отряда и поеду искать чистокровников. Может, какой из них отобьётся от стада. Того мы и схватим.
— Господин Фэстхорс-младший, бросьте вы эту затею. Разведчица Нилс не обрадуется, если вы хрена лишитесь.
— Отряд отдан мне, а не вам. Мне и решать, чего делать.
Ричард загарцевал перед всадниками и обратился к ним с доброй улыбкой.
— Друзья! Не прошу от вас многого. Один чистокровник!
— Ради наследника главы – хоть десять, хоть сто! — сказал конный смотритель из числа передних.
Остальные поддержали сослуживца радостными возгласами и тоже подняли лошадей на дыбы, повторив за юношей.
— Риттс, ты со мной?
— Думал, ты не отважишься. — Степняк усмехнулся. — Я с тобой, господин.
Батарея ордена громыхала восемью орудиями, работая по ураганам, окружавшим поле брани. Целью пушек были пастушки, скрывавшиеся в сердцевине каждого вихря. Франс Мариола стоял немного впереди, виртуозно размахивая в воздухе мечом с широким лезвием. Направляя такими движениями остриё в сторону ближайшего урагана, сакроягерь таинственным образом делал видимыми силуэты демониц, чтобы артиллеристам легче было целиться. Грозовые небеса изливались шумным ливнем, бушевали ветры, а тесак Мариолы светился в этой мгле красными рунами, обозначавшими зачарования.
У крайнего орудия снаряд взорвался прямо в стволе: смотрителей расчёта разорвало либо ранило. К месту трагедии, с носилками, подбежали санитары. После выстрелов пушки имели наглость откатываться на целых два-три саженя, но возвращать их на прежнюю позицию заставляли узников. Несчастные, в испачканных болотом рубахах и обмотках, тащили тяжеленные орудия на место. Действуя с отчаянной упорностью, невольники в душе благодарили офицеров, за то, что те не гонят их на убой.
Треть ураганов удалось развеять, и смотрители, после очередного попадания, то и дело бросались в пляс от радости. Пороховой дым над орудиями так или иначе закрывал наводчикам обзор, поэтому, выстрелив, приходилось ждать, пока он развеется.
— Не расслабляться! — Карлот Дэзер следил за дисциплиной в части. Мужчина краснел от нетерпения и с завистью поглядывал на непосредственно сражавшихся внизу.
— Удар! — отчеканил командир орудия, когда Ричард и Риттс с двадцатью всадниками проскакали мимо.
«Аяяй, что деется!» — мчался живописец впереди, дрожа и от снарядов, разрывавших небеса, и от ужаснейшего стона сбиваемых пастушек. Было решено ударить по флангу противника, догрызавшего левое крыло смотрителей. Отборные бойцы сражались не на жизнь, а на смерть, но без конницы зверьё могло сломать их.
«Что нам трусливо выискивать отбившегося чёрта, когда их вона сколько!» — закричал степняк. Мешкать или передумывать было уже поздно, Ричард понимал. Холодный дождь смывал с его красивого лица внезапно хлынувшие слёзы. Останавливать отряд после таких слов уже не представлялось допустимым. Навстречу проезжали остатки эскадрона, только что ударившего в тыл. Всадники залиты были кровью. У одного хромала лошадь (с ноги животного слазила подкова), другой, тужась от боли, ехал без руки. Мрачным предзнаменованием легло на душу Ричарда увиденное.
Рогатые дрались бесстрашно. Шли вперёд не быстро, но уверенно. А пехота смотрителей из кожи вон лезла, чтобы сдержать натиск. Конный отряд Ричарда перешёл в галоп, а перед самым флангом – и в карьер. Сердце разрывало грудь, как копыта землю.
— В атаку!!! — Риттс возвысил саблю на скаку. — Бей, руби, стреляй!
— В бой, кентавры степи!!! — Саблю обнажил за ним и Ричард, не жалея глотку.
Всадники могучею стрелой пронзили вражье войско, обагрив клинки, штыки и лошадей. Захрустели под ударами древесные доспехи, завоняло мокрой шерстью. Неудачливый конник выпал из седла и угодил на чьи-то острые отростки. Другой колол штыком не глядя и попадал во что-то мягкое и мерзкое. Передняя шеренга растоптала сбитых с толку тварей. Воздух истязали рёв, стоны и вой. Страшно выстрелила пушка. Ричард, к превеликой скорби, выронил клинок. Дрожащий и чуть ли не седеющий от ужаса, в пасти у безумного врага, он уже не понимал, откуда и в какую сторону осуществлялось нападение. Преданный и сильный его конь ударил подступившего зверя задними копытами. «Молодец, Добряк!» — похвалил юноша. Тут же он пришёл в себя и выхватил свой славный револьвер.
Чистокровники отвлеклись на всадников, позволив человеческой пехоте вернуть контроль над схваткой. Смотрители проделывали в зверях колющие раны, рьяно забивали упавших сапогами, плевались во врагов шипящей пеной и орали. Офицер с обвисшими усами приказал: «вперёд, вперёд, вперёд!» С его клинка стекала кровь, глаза горели справедливым гневом. Ажиотаж поднялся и на центральном фронте; часть рогачей контратаковала батальон, которому на помощь пришла конница.
Движение на левом фланге заметил Ласток Осби, по-прежнему отстреливавший нечистивцев с вышки. Молодой адъютант узнал живописца, к удивлению ринувшего в бой, и поспешил прикрыть храбрецу спину. Недаром обучал он Ричарда стрельбе! Его ученик, верхом на лошади, палил направо и налево, смеялся как блаженный (или плакал?) и даже умудрялся попадать. Но вот, произошло несчастье: гнедого жеребца Ричарда Фэстхорса свалили копьями на землю. Страдающее ржание раздалось громче прочих. Ласток стал стрелять по обступившим живописца чистокровникам, чтобы его не затоптали.
«Добряк…» — Ричард приложился к морде умирающего друга, но прекратить его мучения не смел. В лежащего коня прилетело ещё несколько копий. Животное добили и без него. Юноше оставалось спрятаться за массивным боком жеребца, из которого теперь торчало много древок. Высыпав из барабана гильзы, он стал заряжаться, не зная, что обязан жизнью винтовке наставника.
Оставшейся в живых пастушке надоел энтузиазм одарённого снайпера, усердно калечившего её братьев. Жрица поняла, что людские пушки наводятся выскочкой-волшебником во фраке, и приловчилась уклоняться от снарядов, перемещаясь в урагане то выше, то ниже. Она сосредоточилась и призвала гром; молния, спустившаяся с неба, ударила в вышку, на которой стоял адъютант.
— Падай! Падай! Падай! — услышали сражавшиеся дерзкий голос ведьмы.
Ласток ощутил, держа винтовку, как постройка, заскрипев, стала расползаться, пронзённая насквозь ударом молнии. Ещё мгновение назад он созерцал сражение, но треснувшие доски под ногами разошлись и юноша стал падать. Крыша со старой черепицей раскололась надвое и устремилась прямо на него, но пролетела мимо. Тело его падало сквозь винтовую лестницу, перед глазами скатывались бочки продовольствия, гремели ломающиеся ящики с боеприпасами. Ни о чём адъютант Осби не думал во время падения, разве что о том, как бы рухнувшие балки не проломили ему голову. Однако и балки, неким чудом, обошли его, когда он пал, приземлившись на спину.