Выбрать главу

Когда отсутствует психический сценарий, способный объединить два пола в акте любви, в котором каждый пол становится причиной для существования другого, тогда автономный пенис рискует стать объектом, который в психическом репертуаре рвет и калечит, в то время как безграничная вагина, отделенная от своей функции любящего и желающего вместилища для пениса, становится органом, который может давить, душить и кастрировать все, что встречает на своем пути.

Давайте теперь вернемся к нашим двум иллюстративным сценариям с их неуловимым значением. Хлыст как «наказующий пенис» и пустынный бульвар как «удушающая вагина» легко улавливаются аналитическим слухом. Но это не означает, что эти поврежденные символические объекты легко поддадутся интерпретации в такой форме. Такие интерпретации не будут иметь никакого воздействия до тех пор, пока персонажи и решающие события прошлого, а также аффекты, связанные с этими значащими объектами, остаются в тени и не находят, спонтанным образом, своего места на психоаналитической сцене. Отчаянное горе маленького ребенка, как и сила детских желаний, должны дождаться своего времени, чтобы получить значение во взрослом контексте.

Г-жа А. создала невроз, г-н Б. — перверзию. Фобийный объект (или место, или ситуация) является, как мы знаем, объектом, который возбуждает страх и ужас и вынуждает к отчаянным действиям, чтобы их избежать. С другой стороны, фетиш (он тоже может быть местом или ситуацией) — объект восхищения и заставляет активно к нему стремиться. Требуется время, чтобы в процессе психоаналитического лечения каждый объект раскрыл перед нами свою амбивалентную изнанку. Несмотря на различия, очевидно, что и фобийные пациенты и фетишисты ищут свои объекты с равной силой. Актеры в фобийных драмах неизбежно приходят к открытию, что они зачарованы и одержимы объектами своего ужаса; фетишисты понимают, что их любимые сцены и объекты, сослужив свою службу, лишаются своей эротической силы и наполняют их отвращением и ужасом.

Таким образом, амбивалентность Я по отношению к важным для него объектам проясняется по мере того, как анализируемые постепенно открывают причины существования своих психических творений. Амбивалентность, с ними связанная, отражает чувства любви-ненависти, связанные первоначально с родительскими объектами. Интерпретация ребенком родительских предупреждений, запретов и непоследовательности, которые возбуждали душевную боль и конфликт, привела к созданию симптомов фетишизма, фобии и тому подобных, дабы с их помощью оградить себя от возвращения этих болезненных эмоциональных состояний. В случае невротических симптомов тревога смещается на новую ситуацию или объект, а в случае сексуальных отклонений (девиаций) возбуждающая тревогу ситуация смещается на половой акт и тревога трансформируется в эротическое удовольствие. Когда внутренние персонажи, вовлеченные в эти сильно сгущенные пьесы психического театра, снова возвращаются к жизни в аналитической ситуации, власть фетишистских или фобийных объектов ослабевает. Анализируемые тогда свободны использовать иначе мощные либидинальные и агрессивные влечения, которые были в какой-то мере парализованы симптоматикой. Такие психические изменения позволяют осуществить перераспределение вложений инстинкта, обогащая не только сексуальную жизнь, но и отношения, и творческую деятельность.

СЦЕНАРИИ НАВЯЗЧИВОСТИ

Прежде чем обсуждать последние акты этих интригующих драм, я представлю третий сценарий, столь же классический, как и первые два, которые я сравнивала и противопоставляла. Эта психическая пьеса тоже выстроена со смещенными эротическими элементами, но в этом случае объектом зачарованности и душевной боли является сама мысль, другими словами, это драма невроза навязчивости.

Онорина, женщина лет 40, приехала во Францию из-за работы мужа. Она считала его подходящим для себя мужчиной, несмотря на то, что он всегда заявлял, что не хочет никаких детей. Она была убеждена, что очень хочет детей, но отказывается от своего желания ради удовольствия своего супруга. Она совершенно не осознавала другую свою часть, которая, как и муж, не хотела детей. Этого персонажа психического театра Онорины, который ненавидел детей, трудно было вытащить на сцену, хотя он, как и многие другие в ее внутреннем мире, сердито требовал права голоса. Но Я Онорины могло позволить это только в форме навязчивых сомнений и вынужденных действий.