Несмотря на шесть лет анализа моя пациентка все еще страдала от таких мучительных симптомов, как многократное пересчитыва-ние ступеней и невозможность покинуть свой или любой другой дом без многократных проверок. Однако она уже могла позволить себе некоторый профессиональный успех и немножко сексуального удовлетворения, которых не знала раньше. Ее идеальный образ себя, в ее мысленном Я, был образом святой женщины, которая относится ко всему человечеству с щедростью и любовью. В то же время другой персонаж, глубочайшим образом отрицаемый, к полному изумлению Онорины, швырялся оскорблениями, непристойностями и пел гимны ненависти. Чтобы победить этого нежелательного обитателя своего тайного театра, Онорина прибегала к магическим действиям, жестам, ритуальным словам и символическим числам, в надежде заклясть непокорную, ненавистную Онорину.
Вот типичная сессия из анализа Онорины.
Онорина: Я любовалась в гостинной вашими замечательными цветами.
(За этим заявлением следуют льстивые и восторженные замечания об аналитике, затем молчание.)
ДжМ: Можете ли Вы заметить, что остановило Вас?
Онорина: Я... в замешательстве... абсурдная мысль, может быть, немного неудобная... Вот! Мне в голову ворвалась мысль, что возможно, Вы не могли иметь детей или уже слишком стары для этого. Вот вы и выращиваете вместо этого цветы. Вы же видите, почему я должна была остановиться!
ДжМ: Ну, не совсем. Нельзя ли мне поближе познакомиться с той особой внутри Вас, у которой такие мысли?
Онорина: То, что я уже сказала, могло задеть Вас — и может быть, теперь Вы будете иметь что-то против меня.
ДжМ: А может быть, Вы ссужаете мне собственные мысли? Может быть это Вы что-то имеете против меня?
Онорина: Я просто думала о своей матери с ее тремя детьми.
Затем Онорина думает, в тысячный раз, о всех своих особых жестах и ритуалах, которые вынуждена была использовать в детстве, чтобы отвести от кого-то опасность или вылечить.
Онорина: Мне всегда надо было защищать членов семьи от смерти.
ДжМ: Кого именно?
У меня в голове время от времени проплывают гипотезы: Онорина была последней из трех детей, родилась гораздо позже первых двух; возможно, она возложила на себя ответственность за то, что после нее не родился никто. Она все время говорит, что ее называли «последней младшенькой». Было ли это положением нежно любимой? Разве она не избавилась, в каком-то смысле, от всех моих детей в начале сессии? А что же ее собственное невыполненное желание иметь детей? Все ее ритуалы и колдовство — не предназначены ли они, часом, защитить детей от ее желания избавиться от них?
Онорина: О, но это же понятно. Мне надо было защищать родителей и больших детей.
ДжМ: А «последняя младшенькая»? Почему ей надо было это делать?
Онорина: Я всегда чувствовала такое одиночество... Подростком я все свободное время проводила, присматривая за чьими-нибудь детьми. Все знали, как я люблю детей. Однажды я случайно уронила трех малышей; я их везла в машинке, а она неожиданно перевернулась и все малыши выпали. Я их подобрала, а потом они опять выпали. Это ужасное воспоминание. (Долгое молчание.)
Я наконец прошу ее рассказать мне побольше о своих мыслях по поводу моих «детей-цветов». Пытаясь это сделать, она прокручивает множество случаев, когда, несмотря на ее усилия, она так и не могла ничего толком достичь. У нее «не было сил», «не хватало решимости» и т.д. Она снова пытается думать о моих «детях-цветах», но высказывает еще одну старую жалобу на себя самое: если она позволит себе все свои агрессивные и враждебные мысли, то станет презренной личностью. Фактически, она указывает, что ее чувства ненависти опасны, не только потому, что детская мегаломания наделила их всесилием, но еще и потому, что она рискует убить все, что есть в ней любящего и защищающего. (А фактически, это и были истинные качества Онорины.)
ДжМ: Другими словами, Ваша колдовская агрессивная сила на самом деле не действует? Даже малыши, которых Вы дважды уронили на землю, и то не пострадали.
Онорина: Столько тревоги из ничего — почти смешно, правда? (Она смеется.)