Нерон
Чего ж хотите вы? Что должно мне исправить?
Агриппина
Моих обидчиков раскаяться заставить,
Отчаянье и гнев Британника унять,
На выбор Юнии цепей не налагать,
Чтоб с ними и Паллант был возвратиться волен,
Чтоб доступ к цезарю всегда мне был дозволен,
(замечая Бурра в глубине сцены)
Чтоб этот самый Бурр, кто слышит нашу речь,
У входа в ваш покой не смел меня стеречь.
Нерон
Готов я тотчас же, с настойчивым стараньем,
Заверить вашу мощь безмерным послушаньем;
И я благодарю счастливый наш разлад
За то, что прежний мир он нам вручил назад.
Что б ни свершил Паллант, я все забыть согласен;
Британнику мой гнев отныне не опасен;
Что ж до моей любви, разъединившей всех,
Рассудите вы нас и в этом без помех.
Порадуйте друзей моих благим решеньем.
Покорность, стражники, царицыным веленьям!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Нерон, Бурр.
Бурр
Как долгожданный миг и нежный ваш порыв
Мой утешает взор, как сердцем я счастлив!
Мое вниманье к ней вам, государь, не ново.
Сказал ли я хоть раз порочащее слово,
Ее неправый гнев способное навлечь?
Нерон
Я вас недавно, Бурр, пытался остеречь:
Считал, что вы не друг, раз заодно с врагами.
Но неприязнь ее опять роднит нас с вами,
И матери моей поспешно торжество:
Я обниму врага, чтоб задушить его!
Бурр
Как, государь?
Нерон
Пора! Его уничтожая,
От материнских пут избавлюсь навсегда я:
Я не могу дышать, пока здесь дышит он.
Я самым именем проклятым утомлен;
И я не допущу, чтоб, с дерзостью обычной,
Он на моем пути помехой стал вторичной.
Бурр
Ужель Британник впрямь на гибель осужден?
Нерон
Еще мне до ночи не будет страшен он!
Бурр
И кто же вам внушил кровавое желанье?
Нерон
Моя любовь, мой страх, мой долг, мое дыханье!
Бурр
Нет, страшный приговор, что здесь произнесен,
Не в вашей он груди, о государь, рожден!
Нерон
Бурр!
Бурр
Небо! С ваших уст ужель он мог сорваться?
Ваш голос, самый слух — его ль не устрашатся?
Подумайте, чью кровь хотите вы пролить?
Ужель во всех сердцах устали вы царить?
Ужель клеветники судить вас будут вправе?
Нерон
Как! Вечно пригвожден к своей минувшей славе,
Я должен век дрожать за чью-то там любовь,
Что случай нам дарит и отнимает вновь?
Служа мечтам друзей, с моими несродненным,
Затем ли правлю я, чтоб стать их подчиненным?
Бурр
А разве, государь, вы помнить не должны,
Что вы ответственны за благо всей страны?
Судьба у вас в руках — вы сами выбрать вправе:
Кто в славе начинал, тот может кончить в славе.
Нет никаких преград на царственном пути,—
Дорогой доблести вы можете идти.
Но стоит вам лишь внять коварству наущений,
Вы будете идти дорогой преступлений,
Злом новым подкреплять то зло, что свершено,
И кровью же смывать кровавое пятно.
Конец Британника пробудит злое рвенье
Во всех его друзьях и бросит их на мщенье.
У мстителей его отыщутся друзья,
Другие сменят их, все тот же гнев тая,—
Так будет век пылать огонь вражды пред вами!
Став страхом всей земли, вы устрашитесь сами.
Придется вам карать и, трепеща измен,
Выслеживать врагов среди дворцовых стен.
Иль юный опыт ваш, счастливый и беспечный,
Учил вас не ценить невинности сердечной?
Ужель забыли вы, как мирно он протек,
Какое счастье вам сулил его урок?
Как часто, государь, себе сказать могли вы:
«Я всеми нежно чтим, и все кругом счастливы;
Квириты не бегут при имени моем;
Пред небом на меня не плачутся тайком;
Глухая неприязнь в них не растет незримо;
Ко мне летят сердца, когда иду я мимо!»
О боги! Вдруг забыть святые те года!
Презреннейшую кровь щадили вы тогда!
Однажды к смерти был приговорен виновный;
Сенат вас принуждал скрепить приказ верховный;
Я помню, государь, как был ваш дух смущен,
Как опечалил вас карающий закон,
Как, медля подписать тот приговор злодею,
«Зачем, — вздыхали вы, — я грамотой владею!»
Нет, цезарь будет чист, иль смерть спасет меня
От зрелища и мук неправедного дня:
Не стало б сил скорбеть над вашей падшей славой,
Когда б решились вы на этот шаг кровавый.