ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Федра, Энона.
Федра
Энона! Знаешь ли, что я здесь услыхала?
Энона
Не знаю. Но меня терзает страх, бьет дрожь.
Ужели до конца ты вправду доведешь
Свое намеренье? В смертельной я тревоге.
Федра
Знай: у меня была соперница.
Энона
О, боги!
Федра
Да, любит Ипполит! О, нет сомнений в том!
Надменный враг любви, гордец суровый, в ком,
Казалось, пробудить немыслимо участье,
Глухой к мольбам, к слезам, живой пример бесстрастья,
Жестокосердый тигр, — осилен, приручен.
Узнай, — хранил себя для Арикии он!
Энона
Для Арикии?
Федра
О!.. Иль вынесла я мало?
Но муки самой злой еще не испытала.
Все, что меня снести заставил Ипполит,
Все — страсть палящая и нестерпимый стыд,
Терзанья совести и жгучий страх разлуки,—
Все было слабым лишь предвестьем этой муки…
Меж них — любовь! А я — не знаю ни о чем!
Иль отвели глаза они мне волшебством?
Где это началось? Когда было начало?
Ты знала? Отвечай! Зачем мне не сказала?
Встречали их вдвоем? Где виделись они?
Должно быть, прятались в густой лесной тени!
Но что я? Вместе быть не всюду ль им доступно?
Иль совесть их корит? Иль чувство их преступно?
Их страсть взаимная чиста, и перед ней —
Бескрайняя чреда незамутненных дней.
А я, — как дети тьмы, отверженцы природы,
Я прятаться должна под каменные своды,
Мне избавленье даст лишь смерть, — вот мой оплот.
А в ожидании, пока она придет,
Питаюсь желчью я, слезами умываюсь.
Но на виду живу, — и вот я притворяюсь,
Я сладость горести вкушаю лишь тайком.
С отчаяньем в душе, но с поднятым челом
Величественные я принимаю позы,
Лишенная всех прав и даже прав на слезы.
Энона
Их счастьем, госпожа, не растравляй себя:
Они жить будут врозь.
Федра
Но будут жить — любя!
Ведь даже в этот миг — мне сознавать ужасно! —
Их забавляет гнев ревнивицы несчастной.
Разлука им грозит, уже близка беда,
Но все же связаны их судьбы навсегда…
О нет! И мысль одну о счастье их любовном
Встречаю с яростью, со скрежетом зубовным!
Смерть Арикии!.. Смерть!.. Я мужу нашепчу,—
Сестру своих врагов отдаст он палачу.
Еще опаснее сестра, чем были братья!
Палима ревностью, сумею настоять я…
Постой!.. Что говорю? Лишилась я ума?
Ревную! И хочу признаться в том сама?
Тесею? Расскажу, как при живом я муже
Горю неистовой любовью… И к кому же?
О!.. Дыбом волосы встают от этих слов.
Нет, переполнилось вместилище грехов!
Я в любострастии повинна неуемном,
В кровосмешении, в обмане вероломном,
И льщу заранее я мстительность свою
Надеждою, что кровь безвинную пролью.
О!.. И земля еще меня не поглотила?
И смотрит на меня прекрасное светило,
Светило, от кого произошел мой род!
И синий на меня взирает небосвод,
Откуда предкам всем божественным видна я!
Где спрятаться?.. Пусть твердь раскроется земная!..
Да, да, — бежать в Аид! Лишь там укроюсь я…
Но что я? Мой отец — ведь он там судия![217]
И с дрожью ужаса услышит он, как Федра,
Сошедшая с земли в ее глухие недра,
Ему поведает свой беспредельный стыд,
Злодейства, о каких не знал досель Аид.
Отец! Ты в ужасе от дочери отпрянешь
И по грехам моим искать мне кару станешь,
Какой не ведали еще в краю теней,—
Сам будешь палачом для дочери своей.
Прости! Но лютый гнев безжалостной богини
Сгубил твою семью. И сгину я в пучине
Неискупимого, ужасного стыда.
Нет, преступленье мне не принесло плода.
Был рок враждебен мне вплоть до могилы хладной,
И в муках расстаюсь я с жизнью безотрадной.
вернуться
217