Дон Фернандо, дон Дьего, дон Ариас, дон Родриго, дон Алонсо, дон Санчо, инфанта, Химена, Леонор, Эльвира.
Инфанта
Забудь, Химена, скорбь и, как залог покоя,
Прими из рук моих счастливого героя.
Дон Родриго
Да будет, государь, благоугодно вам,
Чтоб в преданной любви я пал к ее ногам.
Я прихожу сюда не за добычей бранной:
Я жизнь мою принес, как дар для вас желанный,
Наперекор любви защитой не избрав
Ни волю короля, ни боевой устав.
Когда свершенного для отчей тени мало,
Скажите, что свершить, чтоб мщенье замолчало:
Сразиться с тысячью и тысячью врагов,
Провесть по всей земле бразды моих трудов,
Рассеять армию, взять лагерь голой шпагой,
Героев сказочных затмить своей отвагой?
И если этим смыть позволено вину,
То я готов на все, и я на все дерзну;
Но если и теперь неумолимой чести
Лишь смерть виновного достаточна для мести,
То более ничьих не требуйте услуг:
Я здесь, и гибели я жду от ваших рук;
Лишь вами должен быть сражен непобедимый;
Утешьтесь местию, для всех недостижимой.
Но этим правый гнев да будет утолен:
Меня забвением да не карает он;
И, так как смерть моя послужит вашей славе,
Жить в вашей памяти, мне кажется, я вправе,
Чтоб вы могли сказать, печальный взор склоня:
«Он умер потому, что он любил меня».
Химена
Родриго, встань. Мой долг — пред королем сознаться,
Что от моих речей мне поздно отрекаться.
За многие черты Родриго я люблю;
Никто противиться не смеет королю;
И все ж, хоть мой удел предустановлен вами,
Ужели этот брак потерпите вы сами?
И, если от меня подобной жертвы ждут,
Допустит ли ее ваш справедливый суд?
За все, чем заслужён Родриго пред страною,
Ужели следует расплачиваться мною
И обрекать меня терзаньям без конца,
Что на твоих руках кровь моего отца?
Дон Фернандо
Теченье времени не раз узаконяло
То, в чем преступное нам виделось начало.
Родриго победил, ты быть должна его.
И все ж, хоть он стяжал сегодня торжество,
Я не уважил бы твою, Химена, славу,
Вручив ему сейчас то, что его по праву.
Отложенный союз, однако, нерушим,
И, рано или нет, тебя он свяжет с ним.
Жди, если хочешь, год, чтоб осушились слезы.
Родриго, а тебя вновь призывают грозы.
Осилив мусульман на наших берегах,
Разбив их замыслы, повергнув их во прах,
Ворвись в пределы их, боец всегда счастливый,
Ведя мои полки, опустошая нивы;
Враги не устоят при имени твоем
И Сида своего провозгласят царем.
Но верность не забудь для славы легкокрылой:
Вернись, коль можно быть, еще достойней милой;
Ты должен жребий свой так высоко вознесть,
Чтоб стать твоей женой она сочла за честь.
Дон Родриго
Для славы короля, для власти над любимой,
Чего я не свершу рукой неодолимой?
Вдали от милых глаз приговорен страдать,
Я счастлив, что могу надеяться и ждать.
Дон Фернандо
Надейся на себя, на царственное слово;
Химена сердце вновь отдать тебе готова,
А успокоить в ней неотжитую боль
Помогут смена дней, твой меч и твой король.
ГОРАЦИЙ
Трагедия в пяти действиях
Перевод Н. Рыковой
МОНСЕНЬЕРУ КАРДИНАЛУ ГЕРЦОГУ ДЕ РИШЕЛЬЕ[41]
Монсеньер!
Никогда не решился бы я предложить вниманию вашего высокопреосвященства это весьма несовершенное изображение Горация, если бы не рассудил, что, после стольких милостей ваших ко мне, столь долгое молчание мое, вызванное высоким уважением к вашей особе, могло бы сойти за неблагодарность и что к тому же, как бы мало я ни доверял качеству своего труда, мне следует иметь тем большее доверие к вашей доброте. От вас исходит все то, что я сейчас собой представляю,[42] и я не могу не краснеть при мысли, что за все эти благодеяния делаю вам подарок, столь мало достойный вас и столь несоразмерный со всем, чем я вам обязан. Но в этом моем смущении, которое я разделяю со всеми занимающимися писательством, я все же имею то преимущество, что несправедливо было бы упрекнуть меня за выбор сюжета и что доблестный римлянин, коего я повергаю к стопам вашего преосвященства, мог бы с большим правом предстать перед вами, если бы мастерство ремесленника более соответствовало высокому достоинству материала: порукою в этом автор сочинения, из которого я его извлек и который начинает излагать это достопамятное событие с восхваления, заявив, что «вряд ли в преданиях древности есть пример большего благородства».[43] Хотел бы я, чтобы то, что он говорит о самом деянии, можно было сказать и о сделанном мною изображении этого деяния, — хотел бы не ради того, чтобы потешить свое тщеславие, но лишь затем, чтобы поднести вам нечто более достойное подношения.
вернуться
…герцогу де Ришелье. — Это посвящение печаталось в изданиях 1641–1656 годов.
вернуться
От вас исходит все то, что я сейчас собой представляю… — В этих словах содержится, по-видимому, намек на те щедрые милости, которыми кардинал осыпал автора «Сида», желая оказать давление на его творческие взгляды. Ришелье добился, чтобы Корнель был награжден значительной денежной премией и получил титул дворянина.
вернуться
«…вряд ли в преданиях древности есть пример большего благородства». — Цитата из 1-й книги древнеримского историка Тита Ливия (гл. XXIV).