Выбрать главу

Утром пошли мы с тетей Полей к Ярославцевым и застали там гостившую у хозяев монашку, которая родом была из наших Гор. Она была родной тетей тети Поли. Очень монашке не нравилось то, что творится в Питере. Заодно ругнула она и мою мать, отправившую меня «постреленка» в город, где такие страсти творятся. Поругав то и се, монашенка та сказал тете Поле, что завтра же поедет домой и меня с собой возьмет. Но тетя ответила, что никуда меня не отпустит, потому что она обещала устроить меня на работу и свое слово, данное Евгении Ивановне (моей матушке), она сдержит[6]. После этих слов я облегченно вздохнул.

После обеда мы от Ярославцевых пошли домой и около 4 часов дня проходили по Гороховой улице. До моста через Фонтанку дошли спокойно, но ближе к мосту стал попадаться народ, ходивший с Гапоном к дворцу с петицией. Полиция стояла кордонами и требовала идти по тротуару, не скапливаться больше 3–4 человек и не заводить никаких разговоров. Мы с тетей шли молча и так дошли до Екатерининского канала, и там на Горбатом мосту вспыхнула потасовка – народ расправлялся с полицейскими в светлых шинелях, посланных для разгона митингующих. Полицейских сбрасывали через перила моста на лед. Упав, ударившись об лед, они кое-как поднимались и спешили спрятаться под мостом.

Мы едва протиснулись через сутолоку на Горбатом мосту и, дойдя до Казанской улицы, были остановлены кордоном военных. Тетя сказала офицеру, что мы живем на Казанской в доме № 35, и нас пропустили. Офицер посоветовал идти побыстрее и чтоб нигде не останавливаться.

– А то могут и подстрелить, – пояснил он.

Добравшись до дома, мы услыхали от жившей в нашей квартире курсистки и рабочего, снимавшего угол на кухне, ходивших к дворцу, что там положили множество народу, а Гапон куда-то сбежал. Всюду выставлены оцепления солдат, которые никого не пускают проходить.

Мне захотелось посмотреть, что происходит, и я тихонько выбрался из дому, сделав крюк через Вознесенский проспект, через Исаакиевскую площадь и Александровский сад, добрался до решеток Дворцовой площади, притаился в кустах и смотрел, как на ломовых извозчиках увозят тела убитых. Меня заметил патрульный солдат, подбежал и сказал:

– Ты что здесь делаешь? Я тебя пристрелю, шкет ты этакий!

С испугу я заплакал, и он, видя мои слезы, смягчился и сказал:

– Ну-ка марш отсюда, пока офицер не увидел! Вишь народу сколько застрелили? Смотри и запомни, что видел, да не болтай только. Ну, беги и не оглядывайся, Бог с тобой!

Дома я все рассказал тете Поле. Утром она не хотела меня отпускать на улицу, но удержать меня было невозможно. Пошел на Невский, а там шествие рабочих с питерских заводов, требовавших разгрома царского правительства, кричавших «Долой монархию», пели «Вы жертвою пали» и «Отречемся от старого мира». Несли транспарант из черной материи, по которой белым было написано «Смерть царю». Шествие встретили конные полицейские, которые врезались в толпу. Но их не испугались – полицейских стаскивали с коней и избивали. На подмогу полиции прислали казаков. Они принялись бить всех подряд нагайками. Гонясь за людьми, заскакали даже на паперть Казанского собора. Мне досталось по спине ногайкой, так что распоролся пиджак. В ответ я чем-то бросал в казаков. После этой бойни меня из дому не выпускала даже тетя Поля. У нас дома собралась вся родня, и тетя попросила дядю Сашу найти мне хоть какое-то место, чтобы определить меня на работу и мне некогда было бы бродить по улицам».

Творческая среда

По решению семейного совета Васю Немова определили на работу «мальчиком» к богатому мануфактурщику К. И. Татаринову. Хозяин положил год «испытательного срока», чтобы паренек «выучился делу». За это время жалования ему не полагалось – Вася должен был работать «за харч, одежу и науку». Даже «чаевые» – коли удастся таковые «сшибить» – должен был сдавать хозяину. Без спросу из магазина нельзя было отлучиться. И все же, несмотря на все строгости, Василий «прижился» у Татаринова. Мальчика, что называется, приметили.

Судя по тому, что Василий был отдан «в люди» десяти лет от роду и с той поры никакого упоминания об учебе не осталось, в его образовательном багаже была только начальная земская школа. Но мальчишка был шустрый, сообразительный. Легко схватывал, поддавался обучению, а главное в нем было заметно это желание к самосовершенствованию. По-видимому, за эти самые качества – шустрость и сообразительность – из мануфактурного магазина Василия «взяли в дом к хозяину» на должность «мальчика для услужения».

вернуться

6

Так мы узнаем очень важные сведения о семействе Немова. Матушка его в девичестве Евгения Ивановна Суверова.