На рынках появились целые ряды, где бойко торговали цыплятами, крольчатами, козлятами. Обзавестись такого рода хозяйством было несложно. Это поощрялось. Широко выпускались разнообразные пособия по домашнему животноводству, в которых доступно разъяснялось, как лучше все организовать в хозяйстве.
У кого был доступ к помоям, к каким-нибудь пищевым отходам общепита или имелась лишняя картошка (мелочь, обрезки, мороженая), те держали поросят. Их откармливали «на сало». Так они и вес набирают быстрее, и соленое сало могло долго лежать. Его можно было есть и так просто, с хлебом, как бутерброд, и в кашу накрошить, и в щи, и с картошкой пожарить.
На рынок с таким товаром явиться было не зазорно. Выменять на кусок сала можно было что угодно. Сальцо «стояло в хорошей цене». Но возни с поросятами выходило больше именно из-за проблем с откормом. Это был в основном сельский промысел, в городе немногие брались.
К 1944 году цену на сало немного сбил «лярд». Так на русский лад называли лард – топленое свиное сало в банках, аналог украинского смальца, продукт, поставлявшийся союзниками-американцами по ленд-лизу. Все эти словечки тогда быстро освоили. Однако ж сало оставалось салом. Особенно оно ценилось у людей простых, не допущенных к ленд-лизовским благодатям вроде американской тушенки, консервированных сосисок, колбасного фарша в банках и яичного порошка.
Корову держать было еще труднее, но тот, кто решался на такую мороку, в накладе не оставался, потому что можно было «прожить одной коровой», торгуя молоком. И прожить весьма не худо. Сами посудите: по данным статистического отчета рязанского отделения Госбанка, в апреле 1944 года молоко стоило в нормированной торговле 2 рубля за литр, а в коммерческой – 60 рублей. На рынке литр молока стоил 52 рубля. Посчитаем! Хорошая коровка трижды в день давала по ведру молока. То есть литров около 30 в сутки. Кладем по 50 рублей за литр, получается 150 рублей. Ну, пусть 120 или даже 100 рублей. В день! Стало быть, около 4000 рублей или немного меньше в месяц – коровы выходных и праздников не знают, доятся регулярно. Если даже отбросить расходы и оставить половинку, то 2000 рублей «чистыми» выходит. Ну или около того. В ту пору, когда зарплата железнодорожника в месяц была 500–550 рублей, заводской рабочий получал 500–600 рублей, инженер 1000–1300. При ценах на сливочное масло в нормированной торговле 25 рублей за кило, в коммерческом магазине 1000 рублей за кило, на рынке тот же килограмм масла стоил 630 рублей[260].
Не худо? Весьма! Однако же были и свои «но». Корова требовала постоянного ухода и заботы. Ее надо было летом где-то пасти, выводя на травку, а таких участков в ближайшей окрестности городов оставалось немного. Колхозы кругом, совхозы, ведомственные территории, огороды. Выручали неудобья – городские пустыри, поляны пригородных лесов, заросшие травой лесопосадки вдоль железных дорог, обочины шоссе. На зиму нужно было где-то запасаться сеном. Сами косили, где можно. Покупали зимой на рынке у крестьян. Его продавали на вес мешками.
Всю эту хлопотную деятельность могли позволить себе только те, у кого был документ, освобождавший от работы, – домохозяйки, пенсионеры, инвалиды и прочие «иждивенцы». Вернее, те, у кого была справка, удостоверяющая принадлежность к этой группе лиц. Остальных неработающих могли привлечь к ответственности за тунеядство и проживание на нетрудовые доходы. Да и трудовую повинность никто не отменял.
Легальный бизнес
Вопреки укоренившемуся в позднейшие времена мнению, при советской власти вполне легально можно было заниматься частнопредпринимательской деятельностью. Для этого требовалось выправлять разрешение в финотделе местного совета и платить особые налоги. Например, медикам не возбранялось заниматься частной практикой. Никого не удивлял прием на дому, допустим, зубного врача[261], гомеопата, массажиста или физиотерапевта. Вспомните, как в фильме «Близнецы» старичок-профессор «лечил электричеством» товарища Еропкина у себя на дому, – это вот про то самое.
Маникюр и педикюр в государственных парикмахерских не делали. Только в частных кабинетах. Там же клиенткам делали лицевые маски и иные косметические процедуры. Это считалось нормой и никого не удивляло.
Многие портные и сапожники «работали от себя», так это тогда называлось. К ним примыкали чистильщики сапог, будочки которых торчали повсюду в людных местах и стали частью привычного городского пейзажа. Они торговали шнурками, стельками, самодельным гуталином и прочим мелким товаром. Этот промысел целиком монополизировала община ассирийцев. Чистка обуви и мелочная торговля являлись для них не более чем прикрытием – через будки чистильщиков реализовывалась масса всякого разного, такого, чего в советских магазинах днем с огнем было не сыскать. Даже в коммерческих и комиссионках[262].
261
Зубопротезирование было практически только частным. Те, кто этим занимался, считались богачами. От них связи вели к коммерческому подполью, где они добывали золотишко для мостов и коронок. Торговля золотом являлась государственной монополией, но «фиксы» стояли у большинства взрослых людей, и у тех, кто мог себе позволить, они были именно золотыми.
262
По воспоминаниям современников, именно у ассирийцев модницы приобретали первые капроновые чулки, потом первые колготки и прочее «дамское».