Розалинда смотрит, как он уходит.
Уиллоуби продолжает навещать Розалинду в последние недели ее беременности, доставляя купленные по ее просьбе в различных бутиках Мейфэра вещи. Осмотрев их, Розалинда часто засыпает. Уиллоуби приходит в голову, что он никогда ранее не наблюдал спящих женщин в таких обстоятельствах. Обычно, когда женщина спит, он и сам спит. Или собирает одежду с пола на пути к выходу. Он остается на стуле возле туалетного столика и тихо говорит Бетти:
– Я посижу тут немного, вдруг она проснется. Может, принесешь ей свежих цветов?
Ему нравится изучать лицо Розалинды, во сне становящееся будто детским, одновременно невинным и яростным. Иногда она хмурится, словно сосредотачиваясь, иногда уголки губ раз за разом чуть тянет улыбка, будто она одного за другим приветствует гостей. Иногда, что удивительней всего, он видит шевеление ребенка в ее животе – ее ночную рубашку на мгновение приподнимает крошечная нога или кулачок.
Однажды он тихонько прикрывал за собой дверь, покинув Розалинду, когда его заметила миссис Хардкасл и смерила суровым взглядом.
– Миссис Сигрейв нуждается в отдыхе, мистер Уиллоуби.
– Чем она и занята, – ответил он, невинно поднимая руки.
Он, конечно, не может не замечать ее тело под ночной рубашкой – все еще стройное, несмотря на выступающий живот. Спящая женщина не следит за разошедшимися пуговицами или тем, как покрывала очерчивают ноги.
Но есть что-то еще – ему это нравится, потому что совершенно непохоже на любое другое времяпрепровождение с женщиной. Он из таких мужчин, для которых двери и ночные рубашки распахиваются с легкостью. Мир для Уиллоуби полностью доступен, все его блага лежат повсюду, как военная добыча, ожидая, когда он ее захватит. Но его разговоры с Розалиндой скованы ограничениями и приличиями. Они кажутся пристойными, учтивыми, успокаивающими. Вручение подарков в тихой комнате. Развязывание лент на коробке. Ничего больше.
За вуалью век Розалинда бродит во тьме. Она заметила одну занятную вещь. Присутствие Уиллоуби она ярче всего чувствует с закрытыми глазами. Она чувствует, что он где-то во тьме вместе с ней, и они плавают вокруг друг друга, как воздушные шары. Чувствует, что, пройдя вперед, прорвется сквозь тьму, наткнется на него, раскинувшегося в кресле возле туалетного столика, покачивающего ногой взад-вперед как маятником, ждущего в комнате, так сильно похожей на эту.
Все чаще ей не удается заснуть, когда он в комнате с ней, хотя она старательно пытается. Она сосредотачивается на черноте за глазами и приказывает ей пропустить ее, концентрируясь на ограничении движений, контролируя дыхание. Иногда ее уносит в дремоту и затем обратно, в дремоту и обратно, будто привязанную к пирсу лодку в прилив.
Снаружи горит лето. Прорывающийся сквозь цветастые шторы солнечный свет окрашивает комнату в теплый розовый, как внутренности ракушки или же телесное сияние мира, каким видит его ребенок, прижавший пальцы к глазам.
Однажды в последнюю неделю августа Розалинда лежит на своей высокой кровати, элегантно раскинувшись в маскараде сна. Уиллоуби отправил Бетти на кухню за графином воды. Вдруг Розалинда слышит, как скрипит его стул. Он движется. И с замершим в горле дыханием она понимает, что он знает: она не спит. Его мягкий голос раздается прямо возле ее уха:
– Не двигайтесь.
Она слышит скрежет стула по паркету, затем то, как он садится рядом с ней. Она не шевелится, не в силах признаться в своей шараде даже после его слов. Тьма за ее глазами съежилась в ничто. Она существует только в своем горле, в краешках ноздрей. Она могла бы существовать в этом едином мгновенье вечность – затем стул скрежещет еще раз, и она слышит, как он выходит из комнаты.
Он возвращается на следующий день. Приказ Бетти. Стук возле кровати.
Он приходит несколько дней спустя. Бетти уходит. Стул еще ближе.
Он снова приходит, и это первый день сентября, а он кладет ладонь на ее тело, туда, где начинается выпуклость живота. Он оставляет ее там на мгновение, будто за чем-то следит, а затем растягивает пальцы, будто пианист тянет октаву, так что большой палец касается нижней стороны груди. Они замирают так на какое-то время, пока он не убирает руку. Но мгновением позже она возвращается, ложится на ее бок, переходит к запястью, талии, горлу.
Розалинда, придавленная тяжестью живота и с закрытыми глазами, не в курсе его движений, пока он не касается мимолетно ее тела. Она будто стала огромным горным хребтом, а его руки – крошечными, легкими прикосновениями исследователей со схемами и компасами, медленно продвигающимися по дремлющей земле и спутывающими ее веревками.