– Ей не о чем беспокоиться, – сказал Джаспер, разливая бренди по бокалам. – Мой брат обладает талантом ускользать от всего, что напоминает тяжелую работу. Последнее, что я слышал, так это то, что он учится ездить на верблюде.
Аннабель засмеялась.
– Слава богу, ты совершенно на него не похож.
Джаспер замер перед буфетом. Из окна ему была видна лужайка, по которой взад-вперед расхаживал петух, чья вдумчивая походка напоминала человека с заложенными за спину руками, который убивает время в ожидании новостей. Февраль был серым и мрачным, с моря накатывал густой туман. Только петух, лужайка, туман и комната, в которой стоял Джаспер.
Обернувшись к ней с бокалом, он собирался спросить: «Не хочешь выпить?» – но Джаспер Сигрейв никогда не умел складывать слова, и вырвались они совсем иначе.
– Ты выйдешь за меня?
Аннабель приняла из его руки бокал и сказала:
– Позволь мне сперва выпить.
Джаспер развернулся, чтобы уйти, чтобы пожалеть, чтобы раскаяться, чтобы переживать этот момент снова и снова, но Аннабель опрокинула в себя бренди единым глотком и уже ставила бокал на кофейный столик, говоря:
– Думаю, да, знаешь ли. Да, думаю, что с удовольствием.
Когда они поженились в деревенской церкви месяцем позже, это была скромная церемония, ведь многие были вдали от дома на войне. Медовый месяц они провели в Озерном крае, в прекрасном Камберленде. Впоследствии Джаспер вспоминал тот день, те первые недели яркими вспышками, будто картинки, замеченные из движущегося поезда. Казалось удивительным найти такое счастье, когда новости из-за границы приходили все более мрачные и тревожные, но Аннабель Эгнью – Аннабель Сигрейв – все делала удивительным.
По возвращении в Дорсет он казался себе выше. Он был уверен, что слуги смотрят на него иначе. Аннабель была такой практичной, такой неунывающей: ее сильные руки перебирали счета за хозяйство, вязали шарфы для солдат, подтягивали стремена Гвиневре или проверяли зубы одной из их новых собак. Она оказалась превосходно умелой.
Они не были уверены, сможет ли она когда-нибудь иметь детей. Несчастный случай во время верховой езды, из-за которого она сидела в седле прямо, по-мужски, а не боком, повредил кости ее таза. Были опасения. Аннабель было за тридцать, а Джасперу за сорок. Порой он думал, что умрет счастливым и без наследников просто потому, что каждое утро будет просыпаться рядом с ней. Рядом, хмурясь на записную книжку за стеклами очков для чтения, с карандашом за ухом – а затем поворачиваясь к нему с улыбкой. Она была порой неусидчивой, но всегда собиралась, когда он говорил.
– Поняла, – говорила она и всегда понимала.
Они вместе занимались лошадьми, обсуждали, что выставят несколько на скачки. Они даже отправились в Аскот в тот год и думали, что в обморок после первого забега она упала из-за нового корсета под платьем. Она привыкла ходить в бриджах для верховой езды и по возвращении заявила, что больше не хочет выходить никуда, где нужно носить корсет. Месяцем позже, когда стало ясно, что миссис Сигрейв беременна, они смеялись и плакали, пока Аннабель не сказала перестать, потому что они взбудоражили собак.
Она мучилась всю беременность. Поврежденный таз доставлял ей немало боли.
– Лучше бы это быть мальчику, – сказал Джаспер, занося одного из новых щенков, чтобы показать ей, – я не могу позволить тебе еще раз пройти через это.
Уиллоуби был на удивление восхищен. Из Каира он прислал телеграмму:
Великолепные новости тчк Великолепная женщина тчк Вне себя от радости за вас двоих тчк У
Джаспер подозревал, что Уиллоуби переживал за тот случай, если Джаспер не обзаведется наследником, потому что тогда огромная тяжесть семейного имени сойдет с оси и скользнет в сторону Уиллоуби, и все верблюды Персии не смогут развить достаточной скорости, чтобы спасти его от погребения под ней.
Но какое это имело значение, когда Чилкомб действительно стал принадлежать Джасперу – так, как никогда не принадлежал прежде. Когда они с Аннабель, его женой (его женой!), прогуливались по лужайке под руку, он чувствовал, что вернулся на свое законное место. Он следовал за ней по дому, наблюдая, как она открывает двери, открывает окна, открывает комоды и находит невероятные вещи: арфу (на которой она – почти – могла играть), чучело слоненка (которого она поставила на колеса, чтобы катать на нем их ребенка) и старую копию «Илиады» Джаспера, которую они вместе читали ребенку в ее животе.