Уиллоуби, дойдя до горничной, театральным голосом шепчет:
– К черту чай и тосты. Я хочу позавтракать снаружи на лужайке. Организуешь мне?
– Мой серебряный портсигар, – продолжает Розалинда. – Тот, что ты мне подарил.
– Проверь карманы брюк у Перри. Он точно был у тебя, когда ты сидела у него на коленях.
– Ты меня заставил там сидеть, Уиллоуби. Ты всегда так говоришь, будто ни при чем.
– Я нуждаюсь в яйцах, – говорит Уиллоуби, по-прежнему обращаясь к горничной. – Как тебя зовут – ты Люси или Элси? Вечно путаю.
Розалинда быстро спускается, шлепая атласными тапочками по ступенькам и затягивая пояс халата.
– Люси уже несколько месяцев как уволилась, а Элси у нас никогда и не было. Оставь девушку в покое. Как бы ее ни звали, она должна принести мне чай.
– И почему твой чай, а не мой завтрак? Чего ты хочешь, Розалинда?
Теперь она рядом с ним, и ее руки заняты его талией – вытягивают рубашку из брюк, укладывают тонкие пальцы на плоть его живота.
– Я не слышала, как ты встал. Проснулась, а тебя нет. Ты оставил меня там одну.
– Я практически уверен, что выполнил свой мужеский долг. Я был голоден, женщина. И все еще не ел.
– Дигби! – восклицает Розалинда, вдруг замечая детей. – Что ты делаешь? Ты был на улице? Что это у тебя на шее?
– Прекрасный плащ из козлиной шкуры, мама.
– Похоже на кухонное полотенце. Надень курточку. Помнишь, как ты в тот раз весной ужасно простудился? Ты не так здоров, как отец.
– Его отец голоден и собирается позавтракать яйцами, если только кто-то их ему принесет. – Уиллоуби проходит мимо детей, ероша мышиные волосы Ов мимоходом.
Горничная быстро шмыгает в сторону кухни.
– Наши гости тоже рассчитывают на завтрак, Уиллоуби, – говорит Розалинда. – Сколько у нас вчера было народу?
– Семь человек? Десять? Эта ужасная женщина в тюрбане определенно осталась, – его голос разносится по каменной прихожей.
– Она американская поэтесса. Любимая публикой.
– Какая жалость, – доносится голос Уиллоуби с солнечной лужайки.
Розалинда вздыхает.
– Ты мог бы с ней хотя бы поговорить.
Ов ободрительно кивает Дигби, выталкивает его вперед.
– Мама? – говорит он.
– Да, милый.
– Могу я послать телеграмму властям?
– Это один из глупых прожектов Кристабель?
– Это не глупый прожект. Это дело национальной важности.
– Ты не должен позволять ей третировать тебя, милый, – говорит Розалинда. – Я знаю, что она старше, но она не твоя старшая сестра – всего лишь кузина. Принимая все во внимание, она должна быть благодарна, что живет здесь.
– Криста никогда бы не стала меня третировать, мама.
На галерее открываются двери спален, появляется все больше одетых в халаты людей с осоловелыми красными глазами. У одного из них, худого мужчины с рыжими усами, на голове сдвинутый набок лазурный тюрбан.
– Перри! – восклицает Розалинда, поднимая руки так, что падающий из купола свет превращает ее рукава в крылья бабочки. – Дерзкий мальчишка. Сними скорее, пока никто не увидел.
– Военный не должен появляться на людях без должного головного убора, – отвечает он. – Боже правый, я чувствую себя отвратительно. Надеюсь, мне положена хоть крошка.
– Милый, конечно. Идем, идем. Будем завтракать на лужайке.
– Мама?
– Спроси мистера Брюэра, Дигби. У меня нет времени на это все. – Розалинда пускается в путь к лестнице, чтобы встретить спускающихся гостей, затем поворачивается к Ов. – Что на тебе надето?
– Мой халат, мама. И одна из моих туфель. Я оставила вторую в…
– Ты умудряешься быть еще менее привлекательной, чем обычно. Пусть Моди расчешет тебе волосы, как бы мало их ни было.
– Да, мама, – говорит Овощ.
Дигби берет Ов за руку, сжимает ее и утаскивает за собой. Они проходят по залу и вниз, в лишенный окон мир слуг, где пробегают по коридору, украшенному рядом подписанных колокольчиков – СТОЛОВАЯ, ГОСТИНАЯ, КАБИНЕТ, ХОЗЯЙСКАЯ СПАЛЬНЯ, ГАРДЕРОБНАЯ, ВТОРАЯ СПАЛЬНЯ, ГОСТЕВАЯ 1, ГОСТЕВАЯ 2 – два из которых невротично, упорно звенят.
По обе стороны коридора чуланы, холодильные комнаты, кладовые, винные подвалы. Эти подземные пещеры от пола до потолка забиты продуктами: консервами, тушенкой, джемами, ветчиной, маслом, банками с печеньем, копченой рыбой, мясом, кексами и бутылками шампанского, набитыми в стеллаж как стеклянные соты. В дальнем конце коридора главная кухня – плиточные стены увешаны медными кастрюлями, огромная черная плита с печами по обе стороны, толпа занятых слуг и шипящий и шкворчащий завтрак: копченая селедка, яйца, черный пудинг. Прошмыгнув сквозь кухню, дети могут покинуть дом через заднюю дверь, которая ведет на окруженный кирпичными постройками двор. Квартира мистера Брюэра, где он живет с женой и маленьким сыном, находится здесь, над прачечной.