Входит г-жа де Куланж в солдатской форме полка, которым командует дон Хуан.
Г-жа де Куланж. Полковник! Ваш полк выстроился, вас ждут.
Дон Хуан. О моя дорогая Элиза!
Шарль Леблан (отвернувшись, про себя). А, да это сестрица! Черт бы ее побрал!
Дон Хуан. Пушечный выстрел — сигнал к отплытию. Пойдем, любимая!
Г-жа де Куланж. Прощай, Франция, я тебя больше не увижу!
Шарль Леблан (в сторону). Скатертью дорога! (Громко.) Прощайте, полковник! Не стану докучать вам изъявлениями благодарности.
Дон Хуан уходит вместе с г-жой де Куланж и испанскими солдатами.
(У окна.) Ха-ха! Право же, отлично построились! Приятное зрелище! Хорошо командовать такой прекрасной дивизией! Направо марш!.. А датчане-то смотрят на все это, как ощипанные гуси!
Резидент осторожно приоткрывает дверь и входит.
Резидент. Ничего больше не слышно. Все кончено. Я решил не показываться, пока будет слышна испанская речь. А, вот и наш храбрец. Ну-с, дорогой лейтенант, отлично мы устроили свои дела! Прах меня побери! Я ведь дрался внизу один против двенадцати... Почему, черт подери, меня не подождали?
Шарль Леблан. Поглядите-ка в окно.
Резидент. Боже! Ла Романа во главе своих испанцев!.. Что это все означает?
Шарль Леблан. А то, что нас предали: не будь полковника Хуана Диаса, я был бы уже расстрелян, а вас повсюду разыскивают, чтобы повесить!
Резидент. Меня повесить?
Шарль Леблан. Хотят, чтобы вы послужили вывеской для этой гостиницы. Видите? Вон веревка. Она ожидает вашей шеи.
Резидент. Меня повесить!
Шарль Леблан. Что поделаешь! Желаю вам всяческой удачи, господин резидент.
Резидент. О боже! Спасите! Меня хотят повесить!
Шарль Леблан. А я-то что могу сделать? Я безоружен. Вам остается только одно: просить пощады у этих дам и господ.
Резидент. Так кончается эта комедия. Не судите строго автора![42]
Доносятся звуки военного марша.
Женщина-дьявол, или Искушение святого Антония Комедия[1]
Demonio
Yo haré que el estudio olvides,
Suspendido en una rara
Beldad.
Calderón. «El magico prodigioso».[2]ПРЕДИСЛОВИЕ
Милостивые государыни и милостивые государи!
Автор комедии, которую он выносит на ваш суд, позволил себе сойти с проторенной дороги. Он впервые вывел на сцену особ, которых нас учат почитать наши кормилицы и няньки. Смелость эта, пожалуй, многих возмутит и даже будет названа кощунством, но выводить на театре жестоких служителей милосердного бога еще не значит нападать на нашу святую веру. Грехи ее проповедников способны помрачить ее сияние не больше, чем капля чернил — прозрачные воды Гуадалкивира.
Передовые испанцы научились отличать истинное благочестие от лицемерия. Их-то автор и избирает своими судьями в надежде, что они ничего, кроме шутки, не увидят там, где милейший Торкемада[3] усмотрел бы повод для аутодафе[4] со множеством сан-бенито[5].
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦАБрат Антоньо[6], инквизитор.
Брат Рафаэль, инквизитор.
Брат Доминго, инквизитор.
Марикита.
Слуги инквизиционного трибунала.
Действие происходит в Гранаде во время войны за престолонаследие[7].
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Зала инквизиционного трибунала в Гранаде.
Справа на крытом черным сукном возвышении три кресла; среднее поставлено несколько выше боковых. В глубине неясно различаются орудия пытки. Под возвышением стол и стул для секретаря. Освещение тусклое.
Рафаэль и Доминго — оба в полном облачении инквизиторов.
Рафаэль. Повторяю, сеньор Доминго: это вопиющая несправедливость. Вот уже семнадцать лет я состою инквизитором в Гранаде. Я отправлял на костер по два десятка еретиков ежегодно. И вот как оценил мои заслуги его высокопреосвященство господин великий инквизитор! Поставить надо мной молокососа!
Доминго. Это возмутительно. Я вам тоже могу на него пожаловаться. Знаете, что это доказывает? Что его высокопреосвященство великий инквизитор просто дурак.
Рафаэль. Это всем известно. Но что он несправедлив и фанатичен — этого я не знал.
Доминго. Что он, в сущности, против нас имеет?
Рафаэль. Что повредило мне в его глазах, я знаю. Пустяк! История с еврейкой: я ее окрестил, а ей вздумалось вдруг почему-то забеременеть, — в обществе это наделало много шума. Но, в конце концов, что тут особенного?
Доминго. Я слыхал, будто он нас еще обвиняет и в том, что мы не христиане.
Рафаэль. Но так ли уж необходимо инквизитору быть христианином?
Доминго. Вас подвело это крещение с последствиями, а про меня у него в книжке и не то записано.
Рафаэль. Что ж, он вас в безбожники, что ли, зачислил?
Доминго. Если бы так! Каналья служка, прибирающий у меня в комнате, каким-то образом нашел у меня, да еще великим постом, цыплячью ножку и отнес его высокопреосвященству.