Герцог теперь не сомневался, что в постели с Фионой в эту минуту находится его кузен Джослин Мур.
Джослин как раз принадлежал к числу тех его родственников, к которым он не испытывал большой привязанности.
Ему было известно, что Джослин, пользуясь своим положением его предполагаемого наследника, пытался занимать деньги у ростовщиков.
Но поскольку они знали, что лишь маловероятный случай мог сделать его третьим герцогом Мурминстерским, то без всякой пощады отказывали ему.
Эта история, каким-то образом превратившаяся в сплетню, дошла и до ушей герцога.
Он понял, Джослин Мур снова глубоко увяз в долгах.
Вновь ему придется самым решительным образом напомнить кузену, чтобы тот не бесчестил семью и наследника герцогства.
Джослин, по-видимому, еще не отошел от предыдущей нотации.
И сейчас герцог думал, что кузен наверняка в отместку ему соблазнил Фиону.
Джослин, так же как и Эрик Фэвершем, не мог пропустить ни одного хорошенького личика.
Его романы сменялись с такой калейдоскопической быстротой, что давно уже перестали шокировать родственников.
Высокий, красивый, как все Муры, он обладал тем особым мужским обаянием и необъяснимой притягательностью, которые чертовски раздражают мужчин и с легкостью обезоруживают женщин.
Первым побуждением герцога было войти в комнату и выяснить отношения с ними.
Но затем он счел подобную акцию слишком унизительной для себя.
Более того, он не имел права упрекать в чем-либо Фиону, поскольку не делал ей предложения.
Он уже думал об этом, но произнести слова, которые она жаждала услышать от него, никак не решался — что-то мешало ему.
Казалось, она любит его пылко и искренне, и он не представлял себе, что она может быть ему неверна.
По крайней мере до тех пор;, пока они оставались любовниками.
Теперь же он мрачно подумал, что Джослин был, вероятно, не единственным, занимавшим его место в его отсутствие.
Он стоял, не зная, что предпринять, пока вновь не услышал голос кузена.
— Ты прелестна, Фиона, — льстиво произнес он, — и ты, несомненно, будешь самой прекрасной герцогиней Мурминстерской среди тех, чьи портреты висели когда-либо в картинной галерее!
— Это — моя цель, — ответила Фиона. — Но ты отлично знаешь, как сложно вынудить Шелдона сказать о замужестве.
— Черт побери! — выругался Джослин. — Он в конце концов должен спасти честь женщины, после того как о тебе заговорил весь Лондон.
— Может быть, ты убедишь его в этом? — насмешливо заметила Фиона.
— Ты знаешь, как дьявольски трудно говорить с ним! — воскликнул кузен. — А кроме того, я буду вынужден пресмыкаться перед ним, чтобы он оплатил мои долги!
— О, Джослин, неужели дела опять так плохи?
— Хуже! — отрезал ее гость. — Но Шелдону придется раскошелиться. Иначе случится превеликий скандал, а этого он не захочет!
— Ты знаешь, дорогой, что я помогла бы тебе, если б могла, и когда стану женой Шелдона, я уж постараюсь сделать его более щедрым, чем теперь.
Герцог сжал кулаки.
Сколько же денег он отдал своему кузену!
И все это было выброшено на артисток, проституток, на разгульных друзей.
И после всего обвинять его в скупости!
А между тем ему приходилось уже экономить на нуждах поместья!
Потому что огромные суммы, растрачиваемые Джослином, могли бы использоваться для обеспечения большего числа служащих заработком и пенсиями.
И тут он услышал Фиону.
— Не будем говорить о такой скучной материи, как деньги, когда мы так близки друг другу!
— Ты права, — согласился Джослин, — никто не может сравниться с тобой, такой нежной, восхитительной, возбуждающей до сумасшествия!
Наступила тишина, и герцог понял, Джослин целует ее.
Медленно, осторожно, чтобы не произвести ни малейшего звука, он спустился по лестнице и вышел в холл.
Надел пальто, взял шляпу и перчатки и вышел в ночь.
По дороге домой он был объят ужасным гневом; казалось, будто все его тело пожирает безжалостный огонь.
Будучи честным с самим собой, он сознавал, причиной этого гнева является не только неверность Фионы.
Самым непростительным было то, что из всех мужчин она выбрала именно Джослина.
Ведь он говорил ей, — конечно же, говорил, — как отвратительно ведет себя кузен.
Она же сочувствовала Джослину, понимала его, становилась подобной ему.
Однако, поступая так, она, видимо, представляла себе выход из проблемы, перед которой стоял герцог.
Если б он женился и у него появился наследник, кузен не смог бы долее шантажировать его, как делал это теперь.
Ведь, заставляя оплачивать его долги, Джослин буквально спекулировал на общественном положении герцога.
Но, как сказал однажды кузен, он не смог бы допустить банкротства наследника герцога, если б он появился.
Шелдон Мур прошел через парадную дверь.
Оказавшись в своем доме, он уже знал определенно, что никогда не женится на Фионе Ночной лакей в холле, явно удивленный столь быстрым возвращением герцога, принял от него пальто.
Герцог поднялся в спальню.
Позвонил в колокольчик, камердинер Дженкинз помог ему раздеться, и он, не произнеся ни слова, лег в постель.
Он лежал в темноте с открытыми глазами.
Он чувствовал себя так, будто потолок обрушился на его голову, когда он меньше всего этого ожидал.
Он был сражен не столько изменой Фионы, сколько проявлением глупости, вовсе не свойственной ему.
В конце концов, пытался успокоить он себя, она имела полное право сделать это.
Они не были связаны ничем.
И в то же время он почему-то верил ее постоянным признаниям в любви к нему.
Она убеждала его вновь и вновь, что он единственный мужчина в ее жизни.
Она тысячи раз повторяла, что никогда не испытывала такого любовного экстаза, какой он дарил ей.
И он верил ей; а как же иначе — ведь он хотел верить этому.
Да и многие другие женщины говорили ему то же самое.
Теперь он понял, каким глупцом был, принимая эти слова за чистую монету.
Муж Фионы слыл волокитой и распутником, таким же, как и Джослин.
Можно ли было поверить, что она осталась несведущим ребенком, которым притворялась?
Герцог мог гордиться своим умом.
Он был незаменимым помощником королевы не только благодаря своему титулу и своей привлекательности.
Многие знали, что королеву Викторию очаровывают красивые мужчины.
И она, конечно, испытывает к нему слабость.
Но она всегда ценила и его ум.
Она часто превозносила его способность в случае необходимости так умело повлиять на иностранного дипломата, что тот соглашался на ее условия.
Когда лорд Биконсфилд был премьер-министром, он говорил то же самое.
— Я всегда могу положиться на вас, ваша светлость, — разоткровенничался он однажды, — зная, что вы добиваетесь того, что нужно вам, а значит, добьетесь того, что нужно мне, — и я очень благодарен вам за это.
Шелдон Мур также доверял своей интуиции, когда шла речь о поиске истины.
Он умел распознавать фальшь и ложь.
И все же Фионе удалось обмануть его.
Он казался себе глупым, неотесанным мужиком.
Что ж, теперь необходимо что-то делать с этим.
Прежде всего не следует подавать виду Фионе или Джослину, что он пробрался в дом и подслушивал у двери ее спальни.
Это было бы в духе лакейской прихожей.
Это выглядело бы ничтожно, а он предстал бы еще большим глупцом, нежели казался самому себе.
Несколько ночных часов ушло на то, чтобы окончательно выработать будущую линию поведения.
Самое главное — не дать заподозрить ни Фионе, ни Джослину, что их связь была обнаружена.
Затем необходимо постепенно, без резких движений вытеснить Фиону из своей жизни.
Ему хватит ума сделать это в достаточной мере тонко.
У нее не будет причин сетовать на его жестокость, а значит, и повода развязать язык охочей до сплетен знати, проживающей рядом с ними в районе Мэйфэйр.