— Мог бы сказать мне об этом лет десять назад или даже раньше. Теперь уже поздно. Поздно.
Я стряхнула с плеч его руки, встала и подошла к окну, за которыми мерцала огнями предвесенняя Москва.
— Ты бы меня не послушала. Да я и сам не догадывался в ту пору о том, какой я умный.
— Кстати, о правилах игры. Как ты думаешь, какое место в жизни мужчины может занимать любовь женщины?
Я повернулась и посмотрела на него в упор. Он выдержал мой взгляд.
— Ты хочешь сказать, на что способен влюбленный мужчина? На все что угодно. Кроме, пожалуй, верности.
— Ты, как всегда, прав, Кит. И от этого становится очень грустно.
Он снова наполнил наши рюмки.
— Если хочешь, можешь выпить за то, чтобы я оказался не прав. Чтобы твой любимый мужчина не совершал время от времени вылазок в бордель и как можно реже прикладывался к бутылке. Возможно, тогда ему удастся справиться с самой лучшей мужской ролью. Кстати, нас с Зоей пригласили в Дом кино на просмотр «Великого Гэтсби». Могу уступить тебе свой билет.
Я замотала головой.
— Тебе не нравится эта книга?
— Он слишком выпендривался перед своей Дэзи. Она была недостойна его.
Кит выпил свой коньяк и засобирался. Он сказал мне, одеваясь в прихожей:
— Давай договоримся о следующем: я согласен потворствовать твоей экстравагантности при условии, что ты не станешь разбивать зеленую лампочку над запасным выходом. Хотя тебе вряд ли возможно навязать правила чужой игры.
— Я стала другой, Кит.
— Не верю. — Он нагнулся застегнуть ботинки. — Правда, когда дело касается тебя, мне обычно изменяет чувство объективности. Пока.
Часть вторая
Я сидела за рулем своей «девятки», безуспешно стараясь сосредоточить внимание на дороге.
Еще утром я обрывала пасынки с вымахавших под самый потолок теплицы помидоров и думала лишь о том, что вечером приедет из Москвы Боря и мы устроим королевский ужин — на террасе, при свечах, под музыку цикад, обожающих наш похожий на уголок ботанического сада участок.
Борис позвонил в пятнадцать минут третьего и сказал, что сегодня, к сожалению, приехать не сможет. У него был какой-то странный — не то испуганный, не то извиняющийся голос. Скорее всего и то, и другое.
Я положила трубку с намерением заняться уборкой мансарды, чтобы скоротать длинный одинокий вечер. Однако минут через пять засобиралась в Москву.
До сих пор мне никогда не приходило в голову, что муж может мне изменять, хотя последнее время возле него крутились разбитные молоденькие девицы. В тот день эта мысль впервые постучалась ко мне.
Шоссе было свободно. Асфальт шипел и, казалось, от жары плавился под колесами. Со стороны Москвы надвигалась темно-синяя туча. Я жала на акселератор, и машина послушно летела вперед, обгоняя иномарки. Она была совсем новенькой — Борис подарил ее мне на сорокалетие.
«Если у него есть другая женщина, я… я просто уйду с дороги. Я не стану бороться за него, как делают другие жены, — размышляла я, уперевшись затылком в подголовник. — Мне не нужна любовь из-под палки. Да, я просто возьму и уйду…»
Вдруг я поняла, что мои глаза наполняются слезами, и велела себе встряхнуться.
…Я встретила Бориса в тот период моей жизни, когда все вокруг рушилось и нужно было начинать с нуля. Я и начала с нуля. Так сказать, на обломках несостоявшейся любви.
В тот день я сидела на лавке в скверике за памятником Юрию Долгорукову и с отвращением представляла, как приду домой, сниму сапоги и дубленку, полезу в холодильник за рыбой для Егора, потом встану под душ, завернусь в свой халат… С каждой секундой я все отчетливей понимала, что больше не смогу пройти весь этот привычный ритуал. Зачем, спрашивается? Какой во всем этом смысл? Никакого. Моя жизнь была бессмысленна. Смерть?.. Но и в этом не было никакого смысла. К чему же делать то, что абсолютно бессмысленно?..
Я инстинктивно отодвинулась к краю — на скамейку подсел какой-то мужчина. Он дышал тяжело и со свистом. От него разило спиртным. Я полезла в карман за сигаретами.
— И мне дайте закурить, — услышала я хриплый голос.
Я равнодушно протянула пачку «Салема», хотя в ней осталось сигарет пять. Он чиркнул спичкой.
— Спасибо. — Я наклонилась над огоньком, как вдруг обратила внимание, что у парня дрожат руки.
Я медленно подняла голову. Передо мной был молодой человек в кепке, с поднятым воротником серого в рубчик пальто. Резкий профиль четко вырисовывался на фоне белизны только что выпавшего снега.
— Холодно? — спросила я у парня.
— Очень. — Он закашлялся. У него был какой-то сухой трескучий кашель, от которого мне стало не по себе. — Такое ощущение, будто у меня в желудке кубики льда. Сегодня ужасный мороз.
— Да нет. Видите лужу? В мороз не может быть луж. Уже весна. — Я вздохнула: — Она в этом году здорово запоздала. Хотя это не имеет никакого значения. И смысла тоже.
— Вы правы. Я подохну на лавке, и в этом тоже не будет никакого смысла. Как и в том, что я, вероятно, выживу.
Он снова раскашлялся.
— Вам нужно принять аспирин и залезть под одеяло. У вас, похоже, температура.
Он кивнул и впервые за все время нашего общения удостоил меня взглядом.
— Вопрос в том, где бы найти это одеяло, — сказал он и жалко улыбнулся.
— Вам некуда идти, — осенило меня. — Тогда пошли ко мне.
— Шутите?
Он смотрел на меня пристально и слегка сердито.
— Сама не знаю. Просто мне кажется, что вам еще хуже, чем мне.
— Мне никак. Мне бы только спрятаться от всех и забыться…
Через полчаса мы уже были в моей пропыленной прокуренной квартире с никогда не раздвигаемыми портьерами и капающими кранами.
Борис прошел на кухню, уселся прямо в пальто на тахту и у меня на глазах стал заваливаться на левый бок.
— Как в сказке, — прошептал он и потерял сознание.
Я вызвала «скорую», и врачи с ходу определили воспаление легких.
— Вы кем ему будете? — поинтересовался долговязый молодой фельдшер в коротком мятом халате.
— Никем. Час назад мы познакомились на лавке возле Долгорукого.
Парень смотрел на меня как на сумасшедшую.
— Тогда мы заберем его в больницу. Можно от вас позвонить?
Я придвинула к нему аппарат.
— В Первой Градской мест нет, в Семнадцатой что-то с отоплением. В Шестьдесят…
— Пускай остается у меня, — неожиданно предложила я.
— Вы на самом деле только что познакомились с ним?
— На самом деле.
— И вы живете одна?
Я кивнула.
— Странно, что я вас раньше не видел. Я живу в соседнем подъезде.
— Мы ходили разными тропинками.
— Этот парень может дать дуба в больнице. Кроме пневмонии, у него еще, если попроще, и нервный перенапряг. Послушайте, а вы не боитесь?
— Чего?
— Того, чего все боятся. Воров, насильников и так далее.
— Мне это не пришло в голову.
— У него есть документы. — Медсестра извлекла из внутреннего кармана его пальто паспорт. — Сеулицкий Борис Антонович, одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения. Прописан в городе Москве по адресу: Вторая Фрунзенская, дом…
— Он сказал, ему некуда идти, — пробормотала я.
— Женат на Алимбековой Матлюбе Алимовне, — бесстрастным голосом продолжала сестра. — Нужно позвонить ей и сказать, чтоб забрала своего мужа. С какой это стати вы будете ухаживать за чужим человеком? А вдруг он умрет?
— Да нет, — возразил фельдшер. — Выживет. Я наведаюсь после смены, принесу лекарства. У вас есть еда?
Я открыла холодильник. Пакет молока, лимон, два сморщенных яблока…
— Я схожу в магазин.
— Не оставляйте его одного. После смены принесу все из дома — у меня мамочка первоклассный кулинар.
Через три дня Боря уже был на ногах. За это время я убрала квартиру, вымыла окна, перестирала белье. Я действовала как авто мат. Думы о бессмысленности жизни меня больше не посещали.