— Такая подружка мне сгодится. — Варфоломеев был политиком нового, я бы даже сказала, американского склада. По крайней мере, лез из кожи вон, чтоб им стать. Получалось. Правда, не всегда. Но он был мне симпатичен.
— Я успел засветиться, а потому буду сидеть в управлении. У меня там масса дел, — сказал Апухтин, переводя взгляд с Варфоломеева на меня. — Выеду по первому зову.
— Я пока еще в состоянии защитить свою женщину. — Варфоломеев обнял меня за плечи и поцеловал в щеку. — Нет, так не пойдет. Как-то по-медвежьи вышло. Вот у этого милицейского хлыща манеры, как у принца Уэльского. Итак, тебя зовут Татьяной. Я буду называть тебя… Черт, подскажи, — обратился он к Апухтину.
— Таня, — серьезно ответил тот.
— Нет. Я буду называть тебя… Ташей. Я зову так свою сестру. Правда, она не Татьяна, а Наталья.
— Я не согласна.
Оба уставились на меня.
— Меня называл так Кириллин.
— Не хочу повторяться. — Варфоломеев передернул плечами, точно ему был тесен пиджак. — Тата. Годится?
— Да. — Я просунула руку ему под локоть и улыбнулась: — Мне кажется, мы с тобой неплохая пара, Гарик.
— Так зовет меня бабушка.
— Отлично. Тем более у меня нет собственных внуков.
Это оказалась настоящая тусовка.
Мне приходилось участвовать в сборищах подобного рода, и всегда было неуютно и скучно.
До меня вдруг дошло, что на людях, особенно в больших компаниях, человек должен забывать о том, что он собой представляет, целиком отдаваясь моменту. Две сотни индивидуальностей никогда не смогут пробыть под одной крышей даже десять минут. Крыша поднимется.
Я улыбалась направо и налево. Я плыла в море таких же фальшивых улыбок. Игра. На сцене тоже улыбаются. Играют. И зал всегда сопереживает хорошей игре.
— Мадам, разрешите предложить вам бокал шампанского.
Еще две минуты назад Щеглова не было в зале — Гарик предупредил бы меня о его появлении. В этот момент его не оказалось рядом со мной.
— Спасибо.
Наши пальцы на мгновение соприкоснулись. Всего на короткое мгновение.
— Вы знакомая Варфоломеева? — поинтересовался Щеглов, улыбаясь мне одними губами.
— В некотором роде, да. Потому что я больше никого в этом зале не знаю.
— У меня такое ощущение, будто я вас уже где-то видел. У меня хорошая память на лица.
Мы стояли, отгороженные от всех стойкой бара. Я не помнила, как очутилась в том месте.
— Мне тоже кажется, что мы уже виделись. Может, это произошло в другой жизни?
Он рассмеялся беззаботно, как мальчишка.
— Не верю в эту чушь. Жизнь нам дается одна. И поправить в ней потом нельзя. Ничего.
— Мне не нравится эта теория. Давайте выпьем за то, чтобы это было не так.
Мы выпили. Щеглов взял меня под руку, наклонил ко мне голову и сказал:
— Предлагаю незаметно слинять. Варфоломеева я беру на себя.
— Но я вас совсем не знаю.
— Меня зовут Леонид, Леня. Щеглов Леонид Павлович. Паспорт показать?
— Если вы маньяк, то там все равно не написано об этом. Меня зовут Таня. Я замужем.
— Да?
Он держал меня за руку и смотрел прямо в глаза.
— Была. В настоящий момент чувствую себя абсолютно свободной.
— Тогда — вперед. Потому что наше место — под солнцем. Таков мой девиз.
Его машину стерегли два парня. Я бы не хотела встретиться с такими на темной улице. Щеглов усадил меня на переднее сиденье, сам сел за руль. Отъезжая, махнул парням рукой.
— Что означает этот жест? — поинтересовалась я.
— Чтоб они ехали на расстоянии не ближе ста метров.
— Они? Кто?
— Свита некоронованного короля. Думаю, ты уже догадалась, что отхватила себе короля.
— Это потому, что я ему кого-то напоминаю? Может, его первую любовь?
Щеглов ответил не сразу. Мы свернули в плохо освещенный переулок, проехали через какой-то двор, потом под низкой аркой. И очутились на освещенном Невском проспекте.
— Потому что ты моя девушка. Это все, что я могу тебе сказать. Больше я ничего не знаю.
Он включил радио. Вернее, компакт-проигрыватель. Это был Том Джонс — «Дочь тьмы». Когда-то я сходила с ума от этой песни. Саша, помню, надо мной подтрунивал — он никогда не относился серьезно к легкой музыке.
— Почему именно эта песня? — спросила я, чувствуя, что начинаю задыхаться.
— Она первая на этом диске. Я только что вернулся из Англии. Одна знакомая дама подарила мне коробку дисков Тома Джонса. Ты любишь этого певца?
— Давно его не слушала. Когда-то эта песня будила во мне тоску по чему-то несбыточному.
— Как и вся на свете музыка. — Мне почудилась ирония в тоне, каким он это сказал. — Но сегодня должно сбыться несбыточное.
— Вы богач?
— А ты встречала когда-нибудь бедного короля, малышка?
— Среди моих знакомых нет и не было королей. Ни богатых, ни бедных. И я сейчас очень волнуюсь.
— Все будет хорошо. Вот увидишь.
Мы въехали под густую сень высоких деревьев. Свернув в очередной раз направо, остановились у широкой лестницы, ведущей в большой дом, который вдруг вспыхнул электрическим сиянием.
Я была словно во сне. Мне захотелось ущипнуть себя за руку, но я побоялась выглядеть смешной.
«Таша, я всегда хотел сделать тебя моей королевой. Я так хотел… хотел…»
Щеглов вдруг подхватил меня на руки и легко взбежал по ступенькам.
Я пришла в себя в большой кровати под балдахином. Вокруг нее источали нежный аромат букеты роз, откуда-то лилась негромкая музыка.
— Любимый, — прошептала я и попыталась поднять руки. Они оказались привязанными.
— У меня замечательная память, — услышала я. — Она еще ни разу меня не подводила. Я точно знаю, где видел тебя. Три дня назад, в Москве. Ты сидела за два столика от нашего с высоким молодым человеком с выправкой военного. У тебя тогда были темно-каштановые волосы. Очевидно, это и есть твой натуральный цвет. Вы изображали из себя влюбленных.
Я повернула голову на звук его голоса. Он стоял слева от кровати. Он был в тренировочном костюме серебристого цвета. Мне показалось, будто от него исходит сияние.
— Я тоже узнала тебя. — Я уже не делала попыток дотянуться до него руками. — Я пошла на это только ради тебя.
Похоже, он никак не прореагировал на мои слова. Или он очень хорошо владел собой.
Внезапно он наклонился и одним движением развязал мне руки.
— Прости. Я стал слишком осторожным и даже мнительным. На меня было уже семнадцать покушений. Ты давно знакома с Варфоломеевым?
— Я с ним почти не знакома.
— Ты же сказала, что ты его девушка.
— Я ничья. Понимаешь?
Он глянул на меня с недоумением и слегка испуганно. Потом присел на край кровати и осторожно положил руки мне на плечи.
— Я боюсь тебя.
— Не надо. Я так давно ждала этой минуты.
— Ты будешь разочарована.
— Поцелуй меня.
Он прижал меня к себе и поцеловал. Он сделал это очень нежно, но в то же время властно. Я всю жизнь мечтала о таком поцелуе.
Мы целовались еще и еще. Мне казалось, этому не будет конца. Еще мне казалось, что, кроме этих поцелуев, мне больше ничего на свете не надо.
Вдруг он резко отстранился и сказал, стиснув мои плечи:
— Не женщина, а колдунья. От таких следует держаться подальше.
— Почему? Я люблю тебя.
— Ты не знаешь меня. Я стал другим.
Он опустил голову.
— Я тоже изменилась.
— Мы не сможем быть вместе.
— И не надо. Будем видеться, когда ты захочешь.
Он встал и теперь смотрел на меня сверху вниз. Я съежилась под этим пристальным взглядом.
— У тебя изумительное тело. Я бы так хотел тобой обладать. Я бы очень этого хотел.
— А я хотела бы во всем тебе подчиниться.
— Не могу. Не могу. После того, что со мной случилось.
Я поняла, что плачу. Его лицо расплылось передо мной, превратилось в светлое пятно.
— Ее убили, — услышала я. — Только из-за того, что считали моей любовницей. Она не была моей любовницей в том смысле, какой обычно под этим подразумевается. Но мы были с ней очень близки. Эта женщина помогла мне выбраться из ямы, в которую я упал, встать на ноги. Она в меня поверила. Они убили ее потому, что хотели сделать мне больно. Им это удалось.