— Спокойно, Таня. — Апухтин слегка прикоснулся к моей руке. — Путятин изучает нас из своего укрытия. Появится с минуты на минуту.
— Ты сообщил заранее о нашем приезде?
— Нет, но интерес к нему местных правоохранительных органов не ускользнул от его внимания. К тому же он наверняка знает в лицо своих постоянных клиентов.
— Если он мой отец, как мне себя вести? Сказать ему об этом сразу?
— Он не может быть твоим отцом, точно говорю.
— Вот он! — Я вздрогнула и прижала ладони к пылающим щекам. Этот человек появился, что называется, ниоткуда и уже был в полутора шагах от нашего столика.
— Добро пожаловать на донскую землю, — сказал он, слегка наклонив голову. — Путятин. Василий Степанович Путятин.
Апухтин представил нас, и мы пожали друг другу руки. Путятин попросил разрешения присесть за наш столик.
— С Петровки у меня еще никто не был, — сказал он, с интересом разглядывая Апухтина. — А вот наше местное начальство любит здесь расслабиться, да и кухня хорошая.
У меня сохранились четкие воспоминания об отце. Этот Путятин им соответствовал. И чем больше я на него смотрела, тем сильнее верила в то, что кто-то задумал устроить мне прогулку в прошлое.
— Василий Степанович, у меня к вам несколько вопросов. Довольно личного характера, — начал Апухтин после обычного обмена любезностями. — Дело в том, что я был знаком с вашей матерью.
Лицо Путятина поникло.
— Мама умерла у меня на руках. Она… да, последние два года была слепая и узнавала нас по голосам. Ее все бросили, только мы с братом были с ней до последнего. Хорошая она была женщина. Царство ей небесное.
— Вы имеете в виду старшего, Николая? — как бы невзначай спросил Апухтин.
— У меня всего один брат. Был. — Голос Путятина стал глухим и хриплым. — Теперь я один как пень.
— А сестры? Помню, Наталья Филипповна говорила мне, что у нее, кроме сыновей, есть две дочери.
Путятин окинул Апухтина настороженным взглядом. Мне казалось, ему не по себе от этих вопросов.
— У нас смолоду не заладились отношения. Полина с Ольгой уж больно денежки любят. Это теперь они рады бы со мной перемирие заключить, да я их к себе на пушечный выстрел не подпускаю. Никогда не забуду, как сестрички выпихнули меня, больного, коленкой, простите, под зад.
— Ну, а с Николаем что могло случиться? Наталья Филипповна рассказывала, он ветеринарный институт окончил, на конезаводе работал. Она гордилась старшим сыном.
Путятин вздохнул и стиснул кулаки. У него были руки человека, не брезгующего физическим трудом.
— Сгорел в три дня. От сибирской язвы. А вообще был такой здоровый…
— И как давно? — поинтересовался Апухтин.
— Да уж без малого три года. Вскоре после того, как меня в драке покалечили. Недаром на Руси поговорка есть: пришла беда — отворяй ворота.
— А когда вы в последний раз видели вашего брата Александра? — внезапно спросил Апухтин.
Путятин ответил не сразу.
— В последний раз — на материных похоронах. Приехал с целой свитой лакеев и девиц определенного сорта. Как какой-нибудь киноактер или чемпион мира по боксу.
— Вас оперировали в Швейцарии? — Апухтин в упор смотрел на Путятина. — Я слышал, этот профессор Брокман лепит лицо, как скульптор.
Заметив мое недоумение, Апухтин слегка мне подмигнул.
— Профессор Девуайон ничуть не хуже, а гонорары более скромные. Этому Брокману такую рекламу сделали.
— Я тоже слышал: достаточно показать профессору Девуайону фотографию человека, на которого ты хочешь быть похож, и он вылепит точную копию.
— Кто вам сказал, что я сделал пластическую операцию? Насколько мне известно, в наших краях об этом никто не знает.
— Как и о том, что вы на самом деле не Путятин. И если об этом не знают здесь, это еще не значит, что нигде не знают.
Зрачки Путятина сузились, превратившись в два узких буравчика.
— Странный у нас с вами получается разговор. — Путятин наигранно усмехнулся: — У меня создалось впечатление, будто вы желаете обвинить меня в поступках, которые я не совершал. Честно говоря, я даже не знаю, с чего и откуда начать свою оправдательную речь.
— С семнадцатого июля одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. В тот день, как вы знаете, на Василия Путятина было совершено групповое нападение. Преступники точно в воздухе растворились. Путятин был мужиком компанейским и достаточно мирным. Бизнесом не занимался, а всего лишь крутил баранку на совхозном грузовике. Был холост и бездетен.
— Почему вы говорите обо мне в прошедшем времени? Или я уже приговорен к высшей мере?
— Боюсь, вы даже под суд попасть не успеете. Очевидно, вы догадываетесь, что существует куда более надежный способ избавиться от человека, сыгравшего отведенную ему роль. Если хотите, можете считать это предостережением.
— Но я еще не до конца сыграл ее, если на то пошло. К тому же я сам себе хозяин.
— Думаю, вы себя переоценили. — Апухтин покачал головой. — Вас наверняка не ознакомили со всем сценарием. Вас сначала внесли в небольшой эпизод, потом дали роль побольше, разумеется, на определенных условиях. Когда вы с ней справились — получили свою теперешнюю роль. Только и вы и вся остальная труппа зависите от прихоти главного режиссера, который себя до сих пор не обнаружил. Ясное дело, человек подобного размаха привык отдавать распоряжения через своих ассистентов. Очевидно, вам уже известно, что в настоящий момент идет охота на человека с внешностью брата-близнеца Василия Путятина. Кто знает, чья внешность начнет раздражать вашего шефа завтра?
В лице Путятина что-то дрогнуло. В это время к нашему столику подошел официант с подносом горячих раков.
— Желаю приятного аппетита, — сказал Путятин, вставая и улыбаясь попеременно нам обоим. — Дела. Обязанности. Если что, примчусь по первому зову.
— И кто же, ты думаешь, этот главный режиссер? — спросила я у Апухтина, как только Путятин отошел от нашего столика. — Или это был обыкновенный блеф?
— Сам не знаю, — пробормотал Апухтин. — Но с пластической операцией, я, кажется, попал в яблочко. И это проясняет кое-какие моменты. Хотя, признаться, логики не вижу никакой.
— Помню, я читала в какой-то книжке, что престепление, имеющее логическую матировку, гораздо легче разгодать. Существует определенный набор сюжетов, а также побуждений, то есть мотивов, которые служат детективу отправной точкой расследования. Впрочем, кому я это говорю…
— Но в нашем деле все осложняется тем, что я, похоже, еще не вышел на самого главного, кто за всем этим стоит. Если бы появилась такая фигура, я бы уловил логику и постарался просчитать все психологические ходы. Понимаешь, Таня, любое заранее спланированное преступление, как правило, несет на себе отпечаток личности того, кем оно задумано. Или, скажем так, заключает в себе слепок с его судьбы. Своеобразный, но тем не менее поддающийся расшифровке. Согласна со мной?
— Да. А потому я уверена на сто процентов, что этой фигурой не может быть Кириллин. Я слишком хорошо его знаю.
Апухтин посмотрел на меня лукаво и немного недоверчиво.
— Скажем так: ты знала его. С тех пор столько воды утекло, столько всего изменилось вокруг!..
— Я знала его суть. Человеческая суть с годами не меняется.
— Не стану с тобой спорить, потому что мне самому иногда так кажется.
— Кстати, Щеглов нашелся? — вдруг вспомнила я.
— Бог его знает. Честно говоря, он меня мало интересует. Ни в каких противозаконных деяниях не уличен, поставить же человеку в вину то, что он сделал по каким-то соображениям пластическую операцию, согласись, несерьезно. Да и вполне может оказаться, что Щеглов ее не делал. Наша матушка-природа такая оригинальная выдумщица и шутница.
— Я думаю, никакого Щеглова вообще не существует, — внезапно осенило меня.
— Занятный ход мыслей. Обещаю тебе проверить эту версию. Признаться, я очень заинтересован в том, чтоб она оказалась верной. Помнишь, я рассказывал тебе, как хохотали мои питерские коллеги, когда я принял копию за оригинал. Однако правильно говорят: смеется тот, кто смеется последним. С меня причитается. — Апухтин открыл свой кейс и достал из него фотографию большого формата. — Взгляни, пожалуйста. Это мне дали мои ростовские коллеги.