Она смотрела на меня. Скорее сквозь меня. На ее лице не дрогнул ни один мускул.
— Она болеет, сестренка. Но мы обязательно подымем ее на ноги. Я тебе это обещаю. Кушать хочешь, Зоя? — спросил он, наклонившись к маме. — Я принес борща. Ты ведь любишь борщ?
Я сидела на полу возле маминых ног и наблюдала за тем, как Алеша кормит ее с ложечки. Он делал это умело и, как мне показалось, с удовольствием. Мне хотелось попеременно плакать и смеяться. Кажется, я и делала то и другое.
— Она заснула. — Алеша взял маму на руки, как берут маленьких детей, которые засыпают в неположенном месте, положил на кровать и накрыл одеялом. — У нее хороший сон. Врачи говорят, это замечательно. Зоя другой раз спит целыми сутками. Во сне многое забывается.
Я смотрела на спящую маму. Ее лицо было спокойным и умиротворенным.
Алеша потянул меня за руку, и мы очутились в темном коридоре.
— Я останусь здесь ночевать — Витька сегодня в ночь работает. Я провожу тебя домой.
— Нет. Я тоже останусь здесь. Что с ней, Алеша?
— Врачи говорят, это пройдет. Они говорят, это даже к лучшему.
— Что к лучшему? — не поняла я.
— Что она ничего не помнит.
— С ней это случилось в день пожара?
— Да. Она увидела тебя, закричала и потеряла сознание. Сперва думали, у нее плохо с сердцем.
— Но почему вы скрыли все от меня? Апухтин возил меня на могилу… Бред какой-то.
— Слушай меня внимательно, сестренка. В чем, в чем, а тут твой дружок прав. Понимаешь, этот гад лежит в отключке, а машина, которую он запустил, продолжает работать. Адская машина. Ты болела. Тебе всякие лекарства давали. От них в мозгах путаница происходит, и больной не всегда может собой владеть. Ты могла проговориться. В бреду или там во сне. А у них длинные руки. Но твой дружок сумеет их обрубить. И я чем могу посодействую ему в этом.
— Она поправится… Алеша, она правда поправится? — Слезы текли из моих глаз не переставая. Они приносили мне облегчение. — Но даже если она останется… такой, это гораздо лучше, чем… Я так рада, что она жива.
— Только не показывай эту радость чужим, сестренка. Мало ли какой человек среди них окажется? Ну и дружку своему ничего не говори, иначе мне крепко достанется. Я не боюсь, но все-таки… Как-никак, милиционер он, да еще такой важный, хоть и твой дружок.
Апухтин подъехал в половине девятого. Мы с Алешей полчаса назад как вернулись домой.
— Могла бы предупредить, что заночуешь, — сказал Апухтин вместо приветствия.
— Извини.
— Тебе на пользу свежий воздух. — Апухтин, не разуваясь, шагнул в гостиную, скользнул взглядом по дивану, на котором лежала моя постель. — Как спалось на новом месте?
— Чудесно. Теперь буду приезжать сюда почаще. Может, даже переселюсь. Егор будет рад.
— Думаю, не только Егор. Я, между прочим, за вами. Завтракали?
— Я не хочу в Москву.
— Но ты не можешь остаться здесь. Это опасно.
— Я же не одна — со мной Алеша.
— Он нужен нам.
Апухтин пристально посмотрел на меня. Я выдержала его взгляд.
— Мне он тоже нужен. Очень.
— Понимаю. — Апухтин кашлянул в кулак: — Закончим дела — и я отправлю вас обоих сюда.
— Я никуда не поеду.
Я улеглась на диван и демонстративно накрылась с головой одеялом.
— Ты ведешь себя, как маленькая девочка. У меня нет возможности выставить охрану в лесу.
— А я думала, ты все можешь. Ведь ты, всезнающий, всемогущий, всерешающий за других Апухтин.
— Таня, я спешу.
— А мне, представь, надоело спешить. Да и куда? Время остановилось, понимаешь? Да здравствуют часы без стрелок!
— Так или иначе, но ты поедешь в Москву. Ясно?
— Нет, гражданин начальник. Мы говорим на разных языках. Это потому, что ты любишь часы со стрелками, а я вообще ненавижу часы. Особенно с маятниками. Они такие равнодушные. И очень логичные. Тик-так, тик-так… Прошла минута, потом другая. Время движется только вперед, и больше никуда, кроме как вперед. Железная логика, а?
— Что с тобой, Таня?
— Не спалось, и я выпила горсть снотворных. Мне снились чудесные сны.
— Я привезу тебя вечером. И останусь ночевать.
— Не хочу. Это как-то слишком логично. Мне надоело жить согласно логике, порядку, здравому смыслу и так далее. Да здравствует хаос!
Потом я задремала. Я слышала, как Апухтин о чем-то разговаривал с Алешей на веранде. Я проваливалась в сон, выныривала из него. Судя по обрывкам фраз, долетавших до меня, они говорили обо мне. Наплевать. Мне было так хорошо. Давно мне не было так хорошо.
— Сестренка, мы поехали, — услышала я Алешин голос и, приоткрыв глаза, увидела над собой его серьезное лицо. — Я замкну тебя на замок. Спи спокойно.
Я опять провалилась в глубокий благодатный сон.
Помню, я вставала несколько раз, ела прямо из кастрюли холодный густой борщ. Я никогда не ела ничего вкусней холодного густого борща.
Когда я наконец проснулась окончательно, в комнате было темно. В камине плясали языки голубоватого пламени. Я точно помнила, что не зажигала камин.
Я приподнялась на локтях и огляделась по сторонам. Возле окна кто-то стоял.
— Алеша, — негромко окликнула я.
Человек обернулся и направился к дивану. Это был Апухтин.
— А где Алеша? — поинтересовалась я и сладко потянулась. — Знаешь, он варит удивительно вкусный борщ.
Апухтин сел у меня в ногах и откинулся на спинку дивана. Он хмыкнул и стал стучать ногой, отбивая назойливый маршеобразный ритм.
— Перестань. Мне это действует на нервы.
Он положил ногу на ногу и присвистнул.
— Ну и что дальше? — не выдержала я. — Хочешь сказать, что ты посадил моего брата в кутузку?
— Если бы я это сделал, меня бы можно было назвать гением. На самом же деле я обычный тупоголовый мент.
До меня стало что-то доходить.
Апухтин встал. Снова сел. Достал из кармана пиджака пачку с сигаретами, которую почему-то швырнул в камин.
— Эти пули предназначались мне, Таня. Прости, что так вышло.
Я ужаснулась своей догадке.
Апухтин достал из кармана еще одну пачку с сигаретами и закурил, с трудом справившись с зажигалкой.
— Он сел за руль. Он сам так захотел. Сказал: давно я не водил машину. Мы остановились по пути заправиться. Я должен был сделать это еще в Москве, но забыл в спешке. Пока я расплачивался, его расстреляли в упор. Из окна джипа «гранд чероки». Машина даже не сбавила скорости. Я успел разглядеть лишь две последние цифры номера. Но это не имеет значения — машину бросили в трех километрах от заправки.
— Ты хочешь сказать, Алеши больше нет? — медленно проговорила я. — Не верю. Ты и про маму то же самое говорил.
— Прости. Я хотел оградить тебя от всех бед, но потерпел полное поражение. Я оказался беспомощным, тупым, бездарным. Ты не представляешь, как я себя ненавижу. Я готов провалиться сквозь землю от стыда.
— Не надо. — Я протянула руку и коснулась его колена. — Мама жива. Это ты ее спас. Пускай она… такая, как есть, но она жива. Спасибо тебе за это.
Я окончательно переселилась в тот дом, где жила мама.
Его хозяин, друг Апухтина, работал в частном охранном агентстве. В свободное время он изобретал всякие механические и электронные устройства для охраны домов и квартир. Это было его хобби, на котором он, полагаю, зарабатывал неплохие деньги. Его дом был настоящей крепостью, проникнуть в которую могли лишь посвященные. Отныне я принадлежала к их числу.
— Лехе я обязан жизнью, — сказал Виктор при нашем знакомстве. — Леха замечательный парень, хоть и с явным отклонением. Сейчас это называется «сдвиг, по фазе». Сдвинешься, после того что с ним случилось.
Мы с Виктором общались довольно редко, хотя у нас, можно сказать, сложилось некое подобие семьи: он привозил продукты, мыл в доме полы, я, в свою очередь, готовила еду, стирала, занималась мелкой уборкой.
Но большую часть времени я проводила возле мамы.