Троица сидела с каменными лицами и было видно — каждый изо всех сил удерживается от того, чтобы не сорваться, не заорать, не выплеснуть эмоции. Отец бы не понял, а значит нужно было держать себя в руках.
Мне было противно до изумления, Мартышка сидела, опустив глаза в пол и давно уже не ела потрясающе нежный пирог. Шурка ковырял в тарелке десертной вилкой и смотрел на все происходящее с таким же видом, с каким он смотрит на обезьянок в зоопарке — завороженно и с искренним интересом.
— Пап, а давай в карты сыграем, — нарушил наконец тишину старший из сыновей, худощавый брюнет.
— В карты? Ну давай.
— В «дурачка»? — усмехнулся парень.
— А я ни во что больше не умею.
Быстро расчистили угол стола, сын подсел к отцу, раздал карты. Я пила чай, без аппетита ела шарлотку и вяло наблюдала за игрой. Уже через полминуты стало ясно, что парень безбожно поддается: забирает себе безропотно всю мелочь, бьет козырным королем какую-нибудь ерундовую карту… Любой человек, если только он не полный кретин, и обладает хоть каплей подозрительности, обязательно насторожился бы, но Модестов так азартно выигрывал, как будто иного и быть не могло. Я коротко глянула на Егора, тот обреченно кивнул. Да, мол, отец проигрыша не потерпит.
Господи, ну и дела творятся в этом доме! Четверо взрослых людей ради отцовского наследства готовы на все: унижаться, лебезить, даже покушаться на убийство, как это случилось с Егором… И меня передернуло от ужаса.
Три раза кряду Модестов выиграл, он раскраснелся от удовольствия, вытирал платочком пот со лба и одобрительно похлопывал по плечу сына. Лика, которая тем временем уже вернулась, переодевшись в чистый свитер, сидела рядом с отцом и изо всех сил пыталась обратить на себя внимание: то плед на коленях поправит, то чашку придвинет.
— Молодец, Андрюша, — заявил Модестов. — Я решил, что тебе все состояние завещаю, хороший ты все-таки парень.
— А как же… я? — пискнула Лика.
— А ты что, за мной только ради денег ухаживаешь? — ледяным взглядом уколол ее хозяин дома. — Нет, ты скажи, ради денег?
— Ну что ты, папа, — пролепетала она, хотя по ее лицу можно было отчетливо прочитать: да, ради денег, старая ты сволочь, скорей бы уже подох, что ли!
— Слушай, па, ну хватит уже! — не выдержал второй сын. — Он же поддавался как свинья! Неужели не заметно?
— Заткнись, урод, — ласково посоветовал старший.
— Нет, правда! Достало уже все это! Па, ты свои решения меняешь как беременная женщина, не надоело еще? То этому отпишу, то другому… реши уже, наконец, и не морочь нам голову!
— Ну поговори у меня, поговори, — угрожающе произнес Модестов. — Без штанов оставлю, по миру пойдешь. Ясно?
И тут я не выдержала.
— Простите, пожалуйста, нам уже пора. Спасибо за чай, все было великолепно.
Вся семейка молча уставилась на меня, словно я сказала нечто из ряда вон выходящее. Я взглянула в эти лица, перекошенные от взаимной ненависти, и вздрогнула.
— До… до свидания. Маша, Шурка, идемте.
Сестра не стала возражать и направилась к выходу еще быстрее, чем я.
— Пап, я провожу, — торопливо поднялся Егор и вышел вслед за нами.
В холле Мартышка закрыла лицо руками и покачала головой.
— Господи, какой ужас. Они так всегда?
— С самого утра я наблюдаю такие сцены, — скривился Егор. — Весело, правда? На Лику я вообще смотреть не могу — она так заискивает перед отцом, что с души воротит. Не знаю, как я тут продержусь, если совсем невмоготу станет, уеду домой на первом же поезде.
— Я бы давно уже слиняла, — сказала я сочувственно, сжимая ладошку сына. — Егор, держись.
— Попытаюсь, — тяжело вздохнул парень.
— Явились, не запылились, — такими словами встретил нас Алекс, сидевший на террасе с чашкой чая.
— И тебе добрый вечер, — едко ответила Мартышка.
Я совершенно измучилась и не желала вступать в очередные пререкания, поэтому прошла мимо него и потащилась по лестнице на второй этаж. Мартышка крикнула, что пойдет к себе; я лишь молча кивнула. Как же хочется просто отдохнуть, не влезать ни в какие детективные истории, просто сидеть на кровати, смотреть в окно и релаксировать…