Уехать, что ли? Взять в охапку Шурку, сесть на самолет и вернуться домой, где забиться в свою норку, похандрить сколько нужно и вновь вернуться к прежней жизни.
К жизни, в которой никогда уже не будет Алекса. Ну и что? Мало на свете мужиков? Найду себе доброго, порядочного, спокойного. Пусть он даже не будет писателем и интересным человеком; и не будет в нем этого бешеного драйва и стремления успеть все, сделать все, да побольше, побольше! Пусть он и не путешествует по миру, не затевает все новые и новые безбашенные проекты, не заставляет меня то плакать от горя, то смеяться от неудержимого, бесконечного счастья… Зато я буду, наконец, жить упорядоченной, размеренной семейной жизнью. И пусть тот, кто скажет, что это плохо, первым бросит в меня камень.
Из окна своего номера высунулась Мартышка и сонным голосом осведомилась, какого черта я с утра пораньше околеваю на открытой веранде и не забыла ли о том, что пора завтракать.
— А сколько времени?
— Девять.
По дороге мне вдруг пришла в голову оригинальная мысль, от которой я едва не подпрыгнула. А ведь Алекс — не единственный писатель в моем окружении, есть еще и Разумовская. Ну да, мы знакомы от силы несколько дней, да и само знакомство продолжалось не больше двух-трех часов. Зато она пишет триллеры с этаким мистическим душком, и вполне могла бы организовать подобный спектакль — с вновь и вновь умирающим и воскресающим человеком.
По зрелом размышлении идея увяла сама собой, очень уж неправдоподобно это звучало. Конечно, в детективных романах преступниками являются как раз те, на кого ты меньше всего можешь подумать… Но если бы все в жизни было так просто!
Мысль о Разумовской заставила меня вспомнить данное ей обещание: держать в курсе дела. Наверняка она решила использовать мою историю как основу для сюжета, вот и не хочет упустить подробности. Что ж, позвоню, мне не трудно. Расскажу ей, что Девяткин — каскадер, и что повешение и все остальные штуки были просто умело разыграны с участием какой-то рыженькой девицы.
Я бегом поднялась в номер, раскопала в образовавшемся бардаке номер телефона Разумовской и уселась звонить. В дверь заглянула Мартышка, я махнула ей рукой — иди, мол, я уже спускаюсь. Сестра пожала плечами и исчезла, шепнув мне:
— Алекс приехал.
Настроение, и так валяющееся где-то на уровне пола, упало еще ниже, нежные краски осеннего утра померкли. Тем временем в трубке утомительно гудело, и никто не торопился подходить к телефону. Может, Разумовская еще спит? Тут вдруг откликнулся женский голос, не слишком похожий на голос моей новой знакомой, и я нерешительно спросила:
— Алло, Светлана?
— Нет, это соседка, — ответила женщина устало. — Вы Свете по какому вопросу звоните? Она сейчас не дома.
— Что-то случилось? — испугалась я.
— Инфаркт, она в реанимации, ночью увезли на скорой…
— Господи, почему? У нее больное сердце?
— Какое-то несчастье в семье, перенервничала — и вот, пожалуйста, — женщина говорила удрученно, видимо, была дружна с Разумовской. — А вы что хотели-то?
— Да ничего особенного, я ее знакомая, мы договаривались созвониться. Пожелайте ей скорейшего выздоровления.
— Она не приходит в сознание, — сообщила соседка горестно.
Я растерянно попрощалась и положила трубку. Инфаркт — надо же, она ведь женщина в самом расцвете лет! А я уже выстроила целую версию, что именно Разумовская мне устроила веселую жизнь. Вот идиотизм! Я вспомнила, что еще при последнем телефонном разговоре она показалась мне тяжело больной и уставшей, и выкинула из головы все бредни насчет ее причастности. Пусть бедная женщина поправляется, дай ей Бог здоровья.
Значит, точно Алекс. Но зачем ему помогать мне, выдавать информацию, которая может помочь в моем доморощенном расследовании? Зачем наводить меня на верную дорожку?
А чтобы я его не заподозрила, вот зачем. Главного он мне все равно не скажет, зато вволю полюбуется, как я в своих дилетантских поисках трепыхаюсь и дергаюсь, словно марионетка.
Так? Или нет?
Предмет моих тяжких ночных размышлений сидел за накрытым столом в ресторане и оживленно болтал с Шуркой. От меня не укрылась ни странная бледность его лица, ни синеватые круги под глазами, даже несмотря на чисто выбритые щеки и тонкий запах одеколона. Значит, ночью ему было не до сна? Ну-ну…