— Горькую картину вы нарисовали, Андрей Сергеич.
— Главная наша задача, Александр Иваныч, не остыть. Не привыкать к преступлению как к неизбежности, а продолжать борьбу… Ну, кажется, меня начинает заносить и я заговорил лозунгами. Не всегда удается высказать наболевшее. Я человек одинокий, а ко мне если кто-то забежит в кабинет, так на пару минут за справкой или советом. У нас все здесь зашоренные и торопливые.
— А Петр Колодяжный к вам заходит?
— Петя? Конечно. Откуда же он свои сюжеты черпает! С фантазией у него дело обстоит неважно. Вот я ему и подбираю материал для творческой обработки. Умный молодой человек, внимательный, трудолюбивый. Насчет таланта ничего сказать не могу. Не читал. Принципиально не читал. Я ведь критик серьезный. Вы это только что на себе испытали. Прочту его книжку и разбомблю ее в пух и прах. А ведь художникам очень просто крылья обрезать. Они беззащитные. А мне не хочется портить с ним отношения.
— Это тоже позиция.
— Конечно, но хоть на что-то мы должны закрывать глаза?! Чего-то не замечать! Это и есть наши слабости.
— Значит, есть вещи дороже правды?
— Дороже правды нет ничего. Просто есть правда, о которой нам лучше не знать. Если человек узнает всю правду, он не захочет больше жить. Правда в больших дозах — тоже яд.
— Однако, Андрей Сергеич, вы хранитель уникального архива, где собраны тысячи томов правды, и вы ее изучаете. Не тошнит?
Полковник рассмеялся.
— Кто же вам сказал, что здесь лежит правда? Отнюдь! Половина дел сфабрикованы, часть — не раскрыта. Людей прижимали к стенке и выбивали из них не правду, а нужные показания. Куда ни шло, если это делали профессионалы, а не костоломы. Иногда натыкаешься на такие противоречия, что диву даешься, как суд мог принять эти дела к производству! Юридическая неграмотность выпирает из всех щелей. Люди ни за что садятся за решетку. Вот им нужна правда, только добиться они ее не могут и защитить себя от произвола тоже не способны. Сломленные судьбы — вот что лежит в этих запасниках. Пока милиция будет работать по принципу планового хозяйства, ничего не изменится.
— А вы скептик.
— Нет, я практик.
— С такими взглядами вас еще могут интересовать какие-то дела? Вот, в частности, вы очень хорошо информированы по нашему расследованию. Это любопытство или сочувствие?
— Я очень уважаю подполковника Крюкова Дениса Михайловича. Стараюсь как-то помочь. Он со мной советуется. Это нормально. Мы ведь все здесь должны делать одно общее дело. Или я не прав?
— Правы. Вы и мне помогли, за что вам благодарен. И последний вопрос на прощание. После смерти, точнее отравления, молодой жены студента из Танзании в ее квартире обнаружили те самые смертоносные кристаллы. Куда они впоследствии делись?
— Были переданы в специальную химическую лабораторию для исследования. Что было потом, я не знаю. Вас, очевидно, интересует, как кристаллы из Танзании попали в руки убийцы. Сложный вопрос.
— Вот и я так думаю.
Трифонов остался доволен интересной беседой и новым знакомством. Полковник Миронов, как ему и говорили, был личностью неординарной и имел феноменальную память. Странно, что человека с такими способностями держат на канцелярской должности.
В очень милой московской квартире, где чувствовались уют и домашнее тепло, жила актриса Ирина Аркадьевна Хмельницкая, поклонница старины, добротности и красоты. Ей грех было жаловаться на свою жизнь. Когда творческий человек востребован, он счастлив. К тому же Ирина Аркадьевна всегда считалась женщиной интересной и эффектной.
Нельзя сказать, что она безумно любила своего мужа, нет. В ее жизни хватало увлечений и приключений. Она любила красивых мужчин. Семья — это совсем другое. Муж Ирины Алексей был обычным инженером, трепетным, любящим, точнее сказать, обожающим свою жену. Но времена пылкой студенческой любви остались позади. Алексей из курчавого высокого юноши превратился в лысого, сутуловатого мужика с серенькой внешностью, а Ирина цвела и пахла в свои сорок семь и продолжала покорять сердца мужчин.
И все же семья оставалась для нее чем-то незыблемым и самым важным. Она думала о старости. Годы летят слишком быстро, сегодня тобой восхищаются, а завтра тебя не замечают. А что может быть страшнее одиночества? Лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима глядит в глаза! Нет, это не про нее. Ирина всегда считала себя человеком прагматичным. Разумеется, ее муж даже не догадывался о существовании темных сторон своей ненаглядной. Он не понимал таких вещей.
Когда он вернулся с работы домой, Ирина стояла у окна и курила. Пепельница, полная окурков, в комнате висела завеса дыма.
— Ириша, солнышко, ты бы форточку открыла!
— Меня знобит.
— Заболела?
— Нет, просто погода отвратная. Дождь ни на секунду не прекращается. Все кругом блеклое и противное.
— Ты не в духе? Но мне кажется, я сумею тебе поднять настроение. Мне попалась одна уникальная вещица, и я бы себе не простил, если бы не купил ее для тебя. В то, что ты когда-нибудь бросишь курить, я не поверю. Прятать от тебя сигареты бесполезно. Я подумал, что и в курение можно вложить некоторую эстетику.
Он достал из портфеля замшевую коробку и открыл ее. На голубом шелке лежал элегантный дамский портсигар. Кажется, мужу удалось угодить ненаглядной супруге. Глаза Ирины вспыхнули, она заулыбалась.
— Какая прелесть! Чудо!
— Немного тяжеловат, несмотря на свои небольшие размеры. Но ты столько всего таскаешь в своей сумочке, что, я думаю, от лишней безделушки она руку тебе не оттянет.
— Самсон и Далила.
— Что?
— Я говорю о рельефе, сюжет «Самсон и Далила». Он серебряный?
— Понятное дело, не оловянный. Черненое серебро. Там стоит клеймо Фаберже.
— Быть не может!
На задней крышке действительно стояло клеймо великого мастера.
— Глазам своим не верю! Но такая игрушка стоит сумасшедших денег. Где ты мог взять такую сумму?
— Мне она обошлась не так дорого, масик. Пусть это останется моей тайной. Не дави на меня. Могу я сделать своей жене приятное и не отчитываться при этом?!
— Ладно, договорились. Пусть и у тебя будут свои маленькие «женские» тайны. Скажи, Лешенька, а у нас нет в доме водки?
— Есть, я купил на воскресенье, но можем открыть сейчас.
— Мне хочется выпить.
— Сейчас организуем.
Муж отправился на кухню.
Какое счастье, что он не читает газет и не смотрит телевизор. Вся Москва говорит о театре мертвецов, а он ни о чем не догадывается. Счастливый человек, лучшая в мире кухарка и любитель фантастических романов. Была бы жена под боком, книги и продукты в холодильнике — вот и все человеческое счастье.
Стол был накрыт в течение десяти минут. Они сели и выпили. Она смотрела на него так, будто впервые увидела и вынуждена проститься.
— У тебя странный взгляд, масик. Что-нибудь не так?
— Все так. Скажи мне, Лешка, а ты еще раз женишься, если я умру?
— Что за глупости! Если тебя знобит, то это еще не причина для смерти.
— Ответь мне на вопрос.
— Где же я найду такую женщину?! Ты только одна такая, а с другими я себя не представляю.
На ее синих глазах появились слезы.
— Ты прости меня. Я виновата перед тобой. Очень виновата.
— Бог мой, так в чем же? Что за хандра на тебя напала?
— Не знаю. Налей еще выпить.
Он разлил водку по рюмкам.
— Мы сейчас выпьем и пойдем заниматься любовью. Согласен?
У Алексея бутылка застыла в воздухе, и водка начала литься на скатерть.
— Что с тобой?
Она взяла из его рук бутылку и поставила на стол.
— Только не на кровати, а на полу.
За время совместной жизни он ничего подобного от жены не слышал.
Они больше часа сидели за шахматной доской и не сделали ни одного хода. Куда делось искрометное остроумие Птицына! Он выглядел чернее тучи. Костенко уже успел забыть, что сам играет в «Тройном капкане», и всячески пытался отвлечь приятеля от мрачных мыслей.
— Мне утром звонили из клуба, Сережа, — бойко докладывал Костенко, — предложили уникальный орден Белого орла. Не то чтобы я поклонялся орденам Восточной Европы, но этот мне очень нравится, красивый до безобразия, и всего-то за пятьсот долларов. Чистое серебро, перламутр и белая эмаль. К сожалению, без нашейной ленты. Уже уценка. Но я знаю, где можно достать к нему ленту. Мне обещали.