— Видишь фотографии этой девочки? Ее зовут Наташа Колычева. Ее папа начальник следственного отдела московской прокуратуры, а в доме у них сейчас живет очень знаменитый следователь. Его ничем не испугаешь. На него управы нет. Он на пенсии и работает за здорово живешь, по старой дружбе. Он ни Президента не боится, ни всяких там Грановских, вместе всех взятых. Поговори с ним.
— Мы же с тобой друзья, Димочка? А?
— Ну и что?
— Обещай мне, что никому ни слова не скажешь обо мне. Не видел, не слышал, не знаешь. Можешь выполнить мою последнюю просьбу, последнее желание смертника?
— Могу, но ты не права.
— Пусть не права, но это же моя жизнь, а не чужая. Могу я ею распоряжаться по своему усмотрению?
— Можешь.
— Вот и ладушки. Через неделю я получу бабки и уеду к черту в Магадан. Одна беда, документов у меня нет.
— А где же они?
— Если б я это знала! Но в моей квартире остался паспорт. С собой я забрала только загранпаспорт, которого тут же лишилась. Но заходить в мою квартиру нельзя. За ней сейчас сотни глаз наблюдают. Облава еще днем началась. Видела, как четверо красавцев врывались в мой подъезд.
— Так и милиция тебя в розыск объявит! Все мы у них на учете. Попробуй кто-нибудь так просто исчезнуть! Не дадут. И Птицына найдут, и Костенко.
— Не сомневаюсь, но кто во мне признает Анну Железняк? Черта лысого!
Аня сняла кепку, и на плечи обрушилась шикарная копна темно-каштановых волос.
— Я уже даже не блондинка. Кстати, а у меня неплохо получается роль парня. Может быть, остричь волосы и украсть паспорт? Или купить на рынке? Стану каким-нибудь Махмудом Рахимовым из Туркестана.
— Это не выход.
— Правильно. Это дыра, в которую можно пролезть. А выхода можно ждать до глубокой старости. Мне только бы в себя прийти, а там я не пропаду. Уж не хуже Лики Ивановой. Видел бы ты ее! Принцесса на горшке.
— А кто тебе мешал?
— Я замуж по любви выходила, а она жопой виляла под объективами, чтобы эту задницу в журнале напечатали. Пустота! Ни чувств, ни таланта, одна дурь, что в башке, что ниже. Это не мой стиль.
— Твой стиль я вижу. Даже под гримом не спрячешь.
— Нормально. В жизни надо все испытать. Сначала холодно, потом жарко. Только и живешь, пока шкурой своей все чувствуешь. А вечный кайф под пуховым одеялом не что иное, как каторга. Все атрофировано… Ну ладно, подружка, сбегал бы ты за водочкой. А если у тебя в доме картошка найдется да соленый огурец, то цены тебе нет. С ходу отдамся за соленый огурец, а морду мою прикроешь портретом Наташи.
— Ну хватит шлепать опухшими губами.
— Ладно, шучу. Чур, я сплю здесь, а ты на кухне.
— Согласен. Картошка у меня есть, водку куплю, а с огурцами как повезет.
С огурцами Дмитрию повезло. Он даже селедку купил в банках. Заказ был выполнен, вот только заказчик не дождался. Когда Дима вошел в комнату, Аня спала мертвым сном. Пришлось женщину раздеть и накрыть одеялом. Когда-то он за такое удовольствие многое отдал бы, но времена меняются. Дмитрий вздохнул и отправился на кухню спать.
Яркий луч солнца заглянул в окно, проскользил по полу и упал на лицо спавшего. Горелов открыл глаза и улыбнулся. Занавески колыхались от легкого дуновения ветерка. Ему показалось, будто время отступило назад и вновь настало лето. Он уснул одетым на покрытой постели, заваленной бумагами, где для него оставалось очень мало места. С его комплекцией ему много и не требовалось, важно, что он не помял документы во сне.
В дверь постучали. Скинув ноги на коврик, Горелов надел шлепанцы, встал, потянулся и направился открывать дверь. На пороге стояли Золотухин и еще какой-то тип лет пятидесяти, плотный, широкоплечий, с круглым, словно вычерченным циркулем лицом, но по-детски добрым и улыбчивым.
— Привет, Палыч! Я тебе тут одну рыбку уже выловил, с остальными могут быть проблемы.
— Заходите, пожалуйста, а я пойду сполосну физиономию.
Мужчины зашли в номер, а хозяин пошел в ванную. Толстячок непонимающим взглядом посмотрел на Золотухина.
— Ты что, Юра? Вот этот пацан из Москвы приехал с инспекцией? Он небось еще школу не окончил.
— Успокойся, Ваня. Дурака из Москвы не пришлют. Я вообще думал, что они целую бригаду сюда пригонят. А этот парень один должен всю байду восстановить. Значит, может. Я еще вчера понял, что хватка у него есть.
В комнате появилось обсуждаемое лицо.
— Я Горелов.
— Иван Телегин, лейтенант запаса.
Они обменялись рукопожатиями.
— А отчество ваше как?
Телегин даже не сразу понял вопрос. Его никто никогда не называл по имени-отчеству.
— Вообще-то, Романыч, но лучше просто Иван. А то я не пойму, к кому обращаются.
— Хорошо, как вам удобней.
— Иван входил в оперативную бригаду в то время, и один из первых приехал в гостиницу. Вы уж тут сами потолкуйте, а я пойду остальных искать. Как выяснилось, это дело непростое. А Гальку я дома не застал. Та, что горничной была, а ныне официанткой работает. Сегодня она выходная, а вчера отпрашивалась, но завтра с утра заступает на смену.
— Хорошо, Юрий Максимыч, только к концу дня загляните сюда. Могут возникнуть новые вопросы.
— Будет сделано. Ивана-то я сразу нашел. Мы с ним живем рядом и в одну пивнуху ходим. Там я его и выловил. А вот из остальных участников следствия в управлении никого не осталось. Текучка у нас большая.
— Можно подумать, я остался! — усмехнулся Иван. — Это ты у нас ветеран…
— Ну ладно, я помчался. До встречи!
Золотухин махнул рукой и вышел. Горелов сел на кровать и начал собирать документы.
— Я ознакомился с делом, не очень подробно, а скорее поверхностно, уделяя внимание ключевым местам. И вот что удивительно — следствие не рассматривало ни одного из возможных вариантов. Ну к примеру сказать, убийство совершено третьим лицом, неизвестным. Посудите сами, девушка вышла из номера 1314 в половине второго. По показаниям свидетелей, ее парень пошел на поиски через полчаса. Значит, около двух. А патологоанатомы указывают в заключении, что смерть наступила в два часа ночи, плюс-минус минуты. Что мы получаем в итоге? Парень вышел в коридор, а девушка стояла и ждала его в номере напротив, они опять ругаются, и он хватает с тумбочки хозяина чужого номера тяжелый предмет и кидает убегающей девушке вслед. На этом остановимся. Что здесь, по-вашему, не так, Иван?
— Все примерно так и происходило.
— Но это же выводы следователя Рачковского. Никто не видел происходившего. Катя Потапова мертва, а Кирилл Миронов был пьян и ничего не помнит. Эту историю ему навязали, но виновным он себя так и не признал.
— Понимаешь, Палыч… Извини, я не знаю, как тебя зовут.
— Неважно, пусть Палыч, я привык.
— Так вот, Палыч, я, конечно, не спец. Меня в дверях поставили как часового, но со стороны все выглядело именно так. У меня даже мысли не возникло, что девчонку убил кто-то другой. А потом, когда парня привели в чувство, он еще буянил, еле скрутили.
— Буянил, почему?
— Кровь увидел, девчонку мертвую. Он еще не протрезвел. Может, он и неплохой малый, но на бытовой почве все убийства совершают по пьяни. Протрезвеет человек и становится сущим ангелом. В жизни не поверишь, что такой убить может! Но практика показывает обратное. Хорошие люди убийцами становятся.
— Что вы скажете о следователе Рачковском?
— Вообще-то он крутой мужик. В нашей прокуратуре считался лучшим. Десятка полтора убийств раскрыл.
— Понятно, непререкаемый авторитет.
— Опыт у него большой. Мы все у него на побегушках были. Даже Куликов.
— Майор Куликов, который возглавлял бригаду, а теперь ходит в полковниках в краевом управлении?
— Да, тоже крепкий орешек, но с Рачковским не сравнить. Тот авторитетом давил.
— А это значит, что он один ставил все точки над "i".
— Случай бытовой, не очень мудреный.
— Слишком мудреный, Иван. Ведь вскрытие показало, что девушка изнасилована. Обнаружены следы спермы. А под ее ногтями следы крови и частицы кожи нашли. Значит, она сопротивлялась. Ну а теперь ответьте мне как мужчина: сможете ли вы в пьяном виде изнасиловать двадцатилетнюю девчонку, которая будет отчаянно сопротивляться?