Девушка не стала вставать с места, лишь сложила руки на груди и обвела собравшихся слегка надменным взглядом.
– Арья Говард, – раздался звонкий голос. – Двадцать. Анорексия. Анорексия, которая мне нравится и нисколько меня не смущает.
Некоторые ребята зашептались, недовольно глядя на девушку. Та лишь ухмыльнулась.
– Арья, почему ты ходишь к нам? – спросила у нее ведущая.
– Потому что я хочу обрести веру в жизнь и поверить в то, что каждый человек имеет право на искупление, – внезапно грустно и проникновенно произнесла Арья Говард, на что женщина лишь разочарованно покачала головой.
– Я серьёзно, Арья.
Та вновь улыбнулась, очень едко и крайне пренебрежительно.
– Я пообещала брату, что буду продолжать бороться.
– Ты не хочешь, чтобы твой брат страдал.
– Конечно, нет, – удивлённо вскинула бровь девушка.
– Значит, еще не всё в твоей жизни потеряно, – нравоучительным тоном произнесла Найла, но неприступная Арья лишь усмехнулась и покачала головой.
– Продолжайте своё занятие, будто меня здесь нет.
– Как скажешь. Но перестань думать, что ты невидимка. Человек ощущает себя частью мира, лишь когда взаимодействует с обществом, а ты сбегаешь, укрываешься. Это плохо закончится.
– Зато закончится, – с тонких губ не сходила улыбка, а ведущая начала раздражаться, но всё же сумела сдержать себя и продолжила занятие.
Все вставали со своих мест, говорили о своих проблемах, остальные внимательно слушали и старались подбодрить.
Типичные люди – пытаются спасти от забвения других, хотя сами в нём утопают.
Руби задумалась о том, какие планы у Жизни на каждого человека в отдельности? Она забирает детей, подростков, чтобы те познали в сравнении существование на грани и истину бытия. Она будто даёт шанс перед самым уходом, говоря: «На, побалуйся напоследок, пойми, сколько всего невероятного можно обрести на пороге невозврата!» Вдруг открывается дверь к упущенным возможностям, несбывшимся мечтам, ты дотягиваешься до них, заключаешь в объятия и наконец-то начинаешь понимать, что всё не так уж плохо, что на самом деле всё чудесно, но в ту же секунду осознаешь, что это последние мгновения жизни, последние минуты истинного счастья на земле. А потом? Рай? Ад?
Не существует рая, где все летают по ясному небу на розовых конях, ходят в светлых одеяниях и попивают эль из золотых чаш. Это не вечный покой. Рай – это миллионы мест для каждого человека в отдельности, воспоминания, которые прокручиваются будто старый фильм, историю которого переживаешь вновь. Рай – это люди, которые при жизни могли и не существовать, но после смерти определенно встретят тебя дома. Дома, там, куда ты так стремился.
– Руби, может, ты? – донёсся до задумавшейся девушки голос.
Она моргнула, будто пробуждаясь от легкого сна, ругнулась сквозь зубы, но всё же встала.
– Меня зовут Руби Барлоу, – медленно начала она. – Мне семнадцать, неделю назад у меня диагностировали рак мозга.
Девушка не стала говорить о том, что опухоль бесполезно оперировать, и она всё равно умрёт, чтобы не слышать заезженного «Боже, нам так жаль!».
– Мы сочувствуем тебе, Руби, – послышалось со всех сторон, и внутри девушки что-то дрогнуло. Вот, опять это не нужное никому сочувствие.
– Не стоит, – тихо сказала она, но это не укрылось от внимания ведущей.
– Ты уже начала лечение?
– Я не буду лечиться, – девушка опустила глаза, но тут же одёрнула себя. «У тебя нет причин стесняться этого, Барлоу. Это твоя жизнь и твой выбор. Смотри им в глаза – пусть видят, что ты сильная!»
По толпе пробежал удивлённый шепоток, и только Арья Говард засмеялась и хлопнула в ладоши.
– Почему? – спокойно спросила афроамериканка, которая наверняка уже сталкивалась с подобными случаями.
– Потому что не вижу в этом смысла. Я не хочу лежать в больничной палате, напичканная таблетками, с выпадающими волосами и мыслями о том, что могла бы прожить нормальную, полноценную жизнь, пусть и за такой короткий срок.
– Ты находишь все это романтичным?
– Увлекательным, – поправила Руби. – Все когда-нибудь умрут. Я не хочу цепляться за жизнь, которая этого недостойна.
– Ты еще ребенок. И мыслишь как ребенок. Будь ты старше, ты смотрела бы на вещи по-другому, – грустно покачала головой женщина.
– Но сейчас я вижу их такими, – ответила Барлоу и села на место.
– Ты совершенно отчаялась, не так ли? – раздался в воцарившейся тишине голос Найлы.
– Рак не так уж и плох. Он многому может научить.
– Не говори мне, что ты в считаные дни стала той, кто называет диагноз своим лучшим другом. Неправильно быть тем, кто досрочно превратился из нормального человека в свою болезнь, ибо Рак – поглотитель душ, исчадие ада, убивающее невинных.